Их много.
«Это же наши! Танкисты!»
— Руки!
«Почему мне кричат? Да они же не знают, кто я. Я для них власовец».
Орлов поднял руки. Старший лейтенант сиял с Орлова ремень с кобурой, обшарил карманы — все молча, деловито. Приказал солдатам с автоматами: «Смотреть в оба!»
«Попробую сказать им что-нибудь».
— Товарищи!
— Молчать!
— Вы понимаете, товарищи…
— Молчать, гад!..
Власова вытащили из машины. Он без очков, матерится, пытается драться. Танкист сзади ухватил за горло.
Кучинский кричит Ресслеру:
— Давай руки, давай…
Ресслер, бледный, растерянный, покорно поднял руки…
В пяти метрах от машины Кучинского остановился Т-34. Из него вышел полковник.
«Сейчас я его окликну…»
— Товарищ полковник! Одну минуточку…
Полковник прошел мимо, лишь мельком взглянув на Орлова. Офицер, тот, что ехал в машине Кучинского, подошел к полковнику, ладонь у козырька. Рапорт звучит громко, отчетливо, даже торжественно:
— Товарищ полковник! Операция по захвату изменника Родины Власова проведена благополучно. С нашей стороны потерь нет. Непосредственное участие в операции принимали начальник отдела «Смерш» 162-й танковой бригады 25-го корпуса Виноградова, оперуполномоченный Игнашкин и военнослужащие вверенной вам бригады. Содействие в задержании изменника Родины оказали перешедшие на нашу сторону власовцы Кучинский, Камзолов, Довгас…
— Спасибо, товарищ Якушев! Спасибо, товарищи танкисты!
— Служим Советскому Союзу!
Полковник снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб, улыбнулся бойцам: «Все, ребята, дело сделано!»
Никто на Власова не смотрит. Никто не смотрит, ни о чем не спрашивает. Только часовые не спускают глаз.
— Товарищ полковник, одну минуту…
— Запомните, вы не имеете права называть меня товарищем. Ваша фамилия?
— Орлов… Алексей Иванович…
— Я вас слушаю, Орлов.
— Я хотел разъяснить… Я подполковник советской армии…
— Я вижу офицера немецкой армии… — Полковник повернулся, сказал Якушеву: — Поехали, Михаил Иванович!..
Власов сел в машину. Тяжелая нижняя челюсть у него отвисла еще больше, губы посинели. Хрипло попросил:
— Очки!
Капитан Якушев приказал танкисту:
— Посмотрите…
Очки нашли. Они лежали на обочине. Одно стекло разбито.
Танкист надел очки на нос Власову, не удержался и засмеялся — Власов на самом деле был смешон с перекошенным от бессильной злобы лицом, в очках с одним стеклом.
Капитан строго одернул танкиста:
— Костин! Вы не в кино…
Костин засмеялся громче. И это было как сигнал к общему веселью. Смеялись все. Смеялись солдаты. Смеялись офицеры.
— Прекратить смешки! — крикнул капитан Якушев и сам улыбнулся.
И — это было непостижимо — засмеялся Ресслер. Сначала он растерянно, несмело улыбнулся — на него никто не обратил внимания. Переводчик, осмелев, тихонько захихикал, а уж потом, не сдерживаясь, засмеялся громко, в открытую.
Танкист с автоматом, смеясь, посмотрел на арестованного: что, дескать, с ним такое, что это ему так весело. Потом улыбка ушла с лица танкиста, и он зло крикнул:
— А вы что?
Ресслер начал судорожно икать.
Орлов сидел в машине рядом с Ресслером. Он совершенно успокоился. «Все! Власова взяли… Хоть и не мы, но взяли». Орлову захотелось спать. «А я все-таки здорово вымотался! Устал дьявольски… Хорошо бы сейчас вымыться, побриться и устроиться поудобнее. Сережка, бывало, говорил «приудобиться»… Кира, Кира… «Алеша, как ты мог! Как ты мол! Алеша?!»
— Куда нас везут? — шепнул Ресслер.
— Думаете, я знаю, — все еще продолжая играть свою роль, ответил Орлов. — Куда надо, туда и везут…
У подъезда дома стояли неизвестный Орлову генерал-майор танковых войск, генерал-полковник Болотин, офицеры и люди в штатском.
Полковник отрапортовал:
— Докладывает полковник Мищенко. Операция по захвату…
Все подошли к машине, в которой, нахохлившись, пригнув голову к торчащим выше борта коленям, сидел Власов. Молча посмотрели и отошли.
Орлов крикнул:
— Товарищ генерал-полковник!
Болотин обернулся, вгляделся в Орлова, торопливо подошел к нему:
— Алексей Иванович! — И приказал: — Освободить! Немедленно.
Удивленные танкисты мялись. Болотин позвал генерала:
— Евгений Иванович! Это же…
— Ясно!
Орлов вылез из машины. Генерал протянул ему руку:
— Фоминых.
— Орлов.
Ресслер с ужасом смотрел на Орлова. Власов не поднял головы.
— Слышал про Мартынова? — посуровев, сказал Болотин.
— Про Мартынова? — удивленно спросил Орлов.
— Он тебе так и не назвал настоящую фамилию? Никандров! Узнаю Андрея Михайловича… Ранение очень тяжелое. Мы было совсем отчаялись, но сегодня он заговорил. Первые его слова были о тебе.
Генерал Фоминых подошел проститься.
— Повезу сукина сына в Дрезден. Надо показать маршалу.
Рядом стоял Камзолов. Орлов шутливо спросил:
— Получил часы? Камзолов протянул руку. Часы показывали час дня. Час дня 12 мая 1945 года.

Из воспоминаний Андрея Михайловича Мартынова
Удивительное дело — человеческая память. Не могу объяснить, почему я так отчетливо, до мельчайших подробностей, запомнил, как Михаил Васильевич Фрунзе много лет назад нечаянно сломал в лесу гриб. Мне тогда было десять, лет, а как будто произошло вчера.
Помню извиняющуюся улыбку Фрунзе в ответ на суровое замечание Анфима Ивановича Болотина: «Это тебе не огурец!» Помню, как Анфим Иванович пристроил коричневую шляпку боровика к толстому корешку — он пошарил по земле, нашел тоненькую сухую веточку, отломил небольшой кусочек и приколол шляпку к корешку; полюбовался грибом и довольным тоном произнес:
— Как новенький!
Отец тогда пошутил:
— Вот тебе, Анфим, оторвут в тюрьме голову, мы ее тоже палочкой прикрепим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168