— Юзик укатил на юга. А чего надо?
— Травки?
— Какой? — привычно смотрел по сторонам, делая вид, что разговаривает не со мной, а столбом, заклеенным самоделковыми объявлениями.
— А какая есть?
— Все есть, — наконец взглянул на меня, как на картину импрессионистов в Эрмитаже. — А долляры?..
— Долляры тута, — уверенно похлопал по внутреннему карману.
— Отползем, — деловито кивнул в сторону бетонного забора, где скрывались пакгаузы.
Что мы и сделали, промесив грязь к дыре забора, нырнули туда; торгаш снова поинтересовался, чего желает душа клиента? Я пожал плечами — можно дешевенькой анашки, а лучше героинчика для скорейшего улета к звездным полусферам.
— Есть такой товар, — кивнул. — Сколько надо?
— А какие цены?
— Убойный, афганский. Одна граммулька — триста баксов.
— Ну, пятьдесят. Килограмм, — пошутил. — Грамм-грамм, дядя.
— Ооо, все равно круто, командир, — ухмыльнулся купец, вытягивая из кармана мобильный телефончик. — Васек, клиент! Давай сахарок. Полста. — И ко мне. — Монету покажи — пятнадцать тысяч баксов. Без них — счастья нету.
— Ну и цены у вас, суки, — улыбнулся, тыкая монокль ТТ в глаз спекулянта. — Васька сюда!
— Васек, хип-хоп! — промямлил.
Все мои действия были настолько безобразны и глупы, что только доброе отношение ко мне Творца нашего вырвало дуралея из капкана. Разумеется, существовала отлаженная до автоматизма система уличного наркобизнеса, стократно контролируемая боевым прикрытием.
Через мгновение после «хип-топ» со всех сторон замелькали агрессивные и наступательные тени.
Вот тебе, Леха, и хип-хоп, сказал себе и, саданув оппонента рукояткой ТТ, дернул под разгружаемые вагоны. И долго ещё скакал по рельсам и шпалам, пока с ветерком не примчал до родного Казанского. Там втиснулся в вечернюю притомленную электричку и всю дорогу слушал издевательский мотивчик колес: хип-хоп, хип-хоп, хип-хоп!
Этот незамысловатый мотивчик сбил с меня самоуверенность и спесь. Понял — в данном случае «хип-хоп» не проходит, о чем, кстати, и был предупрежден господином Соловьевым.
Необходимо было сделать паузу. Чем я и занялся, маясь от безделья и скуки.
Меня несколько раз вызывал новый дознаватель со смешной фамилией Лялькин. У него было такое измученное выражение лица, словно ему сделали аборт. Без наркоза. Он маялся желудком и все время глотал таблетки. Боль его интересовала куда больше, чем факт гибели коллеги Ермакова.
И я не удивился, когда узнал, что дело закрыли, посчитав, что это, видимо, сам следователь произвел себе столь удачное харакири по причине общей утомленности организма.
Общак ТОО «Лакомки» и бара «Марс» за такое справедливое заключение приплатил десять тысяч $, что привело все заинтересованные стороны к обоюдному примирению и согласию.
Укрываемый первым снегом, милый городок жил размеренной и трудовой деятельностью, подспудно готовясь к очередному Новому году. Скоро в морозном воздухе пахнет лесными елочками, марокканскими мандаринами, серебряным дождиком, ватными Дедом-морозом и Снегурочкой, близким и неуловимым счастьем, детскими криками, искрами бенгальских огней, так похожих на искры электросварки…
Где-то там, за горными хребтами, продолжалась кровавая бойня, и молодые полки уходили в небесные поля вечности, а мы жили суетливыми днями и с нетерпением ждали Нового года.
Однажды мама спросила меня по телефону, где я собираюсь встречать праздник?
— Какой праздник? — удивился.
— Алеша, Новый год на носу.
— И что?
— Я хотела, чтобы мы встретили этот семейный праздник вместе.
— Я и ты?
— И Павел Олегович.
— А это кто? — снова удивился.
Мама закричала, что я над ней издеваюсь, что так жить нельзя — в ненависти, что Лаптев (Павел Олегович) готов идти мне навстречу и помогать в будущем.
— О каком будущем речь, мама? — сдерживался из последних сил.
— Тебе надо учиться, Алексей. Есть возможность отправить тебя учиться… Где ты хочешь учиться?..
— В Пензе, мама, в Пензе! — рявкнул я.
— В какой стране, черт бы тебя побрал?!.
— Мама, — проговорил, чувствуя, как кипит моя кровь. — Я согласен встречать Новый год. И нас будет трое: я, ты и Ю…
После этого мама делала только подчеркнуто дипломатические звонки. Наверно, ей не понравился мой тон? Я же так и не понял, что за идея появилась — отправить меня за три моря на учебу? Зачем? Чтобы я гулял по британским стриженным сотнями лет лужайкам, играл в гольф, пил шотландский виски, трахал холодных, как сельдь, фригидных, как треска, каких-нибудь Офелий и делал вид, что исключительно счастлив.
Ху… шки вам, господа! Даже не тешьте себя иллюзиями на этот счет. Я счастлив только в своем родном навозе. В нем родился — в нем…
Трель телефона и разболтанный голос Султанчика рвет меня из теплого и уютного мирка, растлевающего душу, как прошлым, так и будущими перспективами. Мое спасение в настоящем. В движении. В натиске. В свободном духе.
Прыгаю в запорошенную снегом «Ниву», ныне приписанную мне от ТОО, вжимаю акселератор — и отечественный джипик начинает месить грязь и снег в гонке с бессмысленным и жестоким веком.
Понимал, моя горячка не имеет никакого значения, и тем не менее торопился, как на пожар. На пожар я и спешил. Вездесущий и всезнающий Султанчик сообщил: в слободке полыхает притон на Энтузиастах, 66.
И я в очередной раз мог убедиться — время мстит нам за малодушие и предательство тех, кого мы любили. И месть эта уродлива и страшна.
… Огонь пожирал старый высохший картонный домишко. На какой-то миг червленая по цвету, корчащаяся конструкция будто зависла в холодном зимнем воздухе, чтобы потом с мучительным стоном рухнуть, погребая тех, кто уже не жил в этом истрепанном, как лоскутное одеяльце, миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150