Женщина нервно смеется — герой, нашел с кем счеты сводить? С шестерками! Стыдно было смотреть на этот вульгарный мордобой.
— Почему? — обижаюсь.
— Потому, что бил слабого.
— У них сила несметная…
— Не валяй дурака, Чеченец, — огрызается. — Знаешь прекрасно, ты под защитой Хозяина, и пока он в тебе нуждается, ты можешь мордовать любого…
— Это хорошая мысль, — говорю я. — Думаю, надо вернуться… — И делаю вид, что выкручиваю руль для радикального маневра.
— Прекрати! — орет Вирджиния. — Связалась на свою голову!..
Я смеюсь от души — надо же такому случиться: моя персона под защитой Хозяина. И в этом есть сермяжная правда нашей действительности. Права Варвара Павловна, ох, права. Да, братва вела себя очень странно, точно все были повязаны невидимыми путами. Следовательно, моя жизнь и свобода в волшебном предмете, именуемом „компакт-диск“. И пока я или кто другой её не обнаружил…
— Верка, — ору я, — на хрена мне что-то искать? Давай жить сто лет и умрем в один день!
— Умрем, — покусывает губы, — только не через сто лет.
— А когда?
— Дня через три-четыре.
— Куда все торопятся? — удивляюсь. — И краснострелочники? И фабричные? И ты?
— В счастливое будущее, Чеченец, — усмехается. — Все хотят получить счастье. В полном объеме.
— Я тебя не понимаю?
— И не надо тебе, милый, ничего понимать.
— Почему? Я любознательный.
— Чтобы в гробу лежали кости, надо поставить крест, — и дымная вуаль таинственности плавает перед её целеустремленным лицом.
Черт знает что! Какие-то игры в жмурки. Какая разница, когда сыщется эта проклятая дискета — через день или через сто лет? Для меня, например, никакой. Лучше через сто столетий. Подозреваю, этот срок не устраивает ни одну из трех заинтересованных сторон.
Ситуация сама по себе и смешна, и нелепа: компакт-диск один, а желающих им владеть намного больше. Что делать? Единственный выход распилить компьютерный кругляш на три равные части и одарить всех жаждущих и алкающих. Представляю, как вытянутся их рожи?
— Смех без причины — признак дурачины, — говорит Вирджиния.
— Извини, — каюсь я, понимая, что и на самом деле скалюсь, как ослик на морковку. — Вспомнил анекдот.
— Расскажи, не таи, — не верит.
И я ведаю байку о мужике, который проявил удивительное мужество, когда спас ребенка, упавшего с парохода в реку. Ах, какой герой! Ах, какой герой! — кричали все на палубе. А мужик утерся и цедит сквозь зубы: Знал бы, какая блядь меня толкнула в воду, убил бы!
Вирджиния смеется: героизм поневоле страшнее атомной бомбы. Не нужен нам героизм, товарищ Иванов, требуется кропотливая и спокойная работа на благо отчизны. То есть, не понимаю я. Тогда Варвара Павловна, как учительница, вновь начинает растолковывать суть своего предположения. Я, на её взгляд, лучше других знал отчима и мне необходимо каким-то чудесным образом угадать потайное местечко.
Чаще всего человек действует по шаблону — прячет, к примеру, американские доллары в собрание сочинений Л.Н. Толстого, немецкие марки — в тома А.П. Чехова, манаты — в „Поваренную книгу“, а отечественные рублики в книги Джека Лондона… я искренне верю во всю эту галиматью, Вирджиния смеется, оказывается она так шутит, и продолжает: но встречаются люди, мыслящие неожиданно, варианты их поведения практически невозможно просчитать и тогда можно взять родственника, в данном случае, усопшего и прибегнуть к помощи специалистов по психоанализу и гипнозу.
— Родная моя, — укоризненно замечаю. — Сколько можно повторять, никакого отношения…
— И тем не менее…
— И меня, как собаку Павлова?
— Тебя, как кролика. Это не больно, дурачок, — улыбается. — Это как сон…
— Тьфу! — говорю в сердцах. — Зачем тогда таскались в гости к матери и дальше?..
— Так надо, — получаю вполне конкретный ответ.
— И когда, блин, эксперимент?
— Завтра, если ты не возражаешь.
Я фыркаю: какие могут быть возражения? Я, как тот мужик на пароходе, хошь-не хошь, а когда концентрированный пинок под зад, то уж невольно ковырнешься в мутную воду отечественного Ганга, где блажит несчастное дитя.
— А если не проснусь? — проявляю интерес к своей биохимической субстанции.
— Прекрати.
— А если проснусь, но идиотом?
— Как может идиот стать идиотом! — теряет терпение Вирджиния.
— Спасибо, ты добра ко мне, — целую руку. — Всегда подозревал, ты высокого мнения о моих умственных способностях.
— О, Господи! Прости мя грешную! — и лупит перчаткой по моему уху.
Я сопротивляюсь — джип юхтит на ледяной трассе, как металлический короб с промороженными цыплятами, каковой вывалился из трайлера, следовавшего рейсом Бостон — Засрацк.
Мы, люди, полоумно вопим — встречные грузовики, идущие из Засрацка в Бостон, подают возмущенные сигналы, мол, что за пляшущие коленца, мать вашу так, здесь вам не дистиллированное USA, а инфицированная выбоинами и рытвинами, родная, блядь, трасса смерти.
Неизвестно, поставила бы шоферня на нашей с Вирджинией могилке крест, да нам свезло — джип скатился на проселочную дорогу. Попрыгав на кочках, автомобиль как бы неожиданно заглох под пушистой елью. С её мощных и красивых лап сошла снежная лавина, холодная плотная пыль покрыла окна и мы оказались в затемненном и загадочном пространстве.
— Как в юрте, — сказала Вирджиния.
— Ааа, попалась, чукча, — и приблизил свое лицо к её.
— Э-э-э, чукча, чего тебе надобно?
— Тебя хочу, чукчу?
— Как? Прямо здесь?
— А почему бы и нет? — Видел её напряженный влажный зрачок, отражающий странный выпуклый мир, где жили наши искаженные тени. — Юрта, полярная долгая-долгая ночь, белые медведи и тюлени…
— И тюлени, как интересно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150