Думаю, он прекрасно это понимал, да был вынужден жить по законам времени, когда количество головорезов соответствовало статусу охраняемой ими персоны.
На третий день мы все-таки отправились на кладбище. На своей старушке "Победе". Нет, поначалу мы покатили вслед за чужими авто, рассчитывая, что поездка будет, как и прежде, недолгой и в центре города. Но - проклятье, когда кортеж направился в сторону области, я обнаружил, что бензобак пуст, как и моя беспамятная жопа. По этому поводу Александра заметила, что мне нельзя доверить ровным счетом ничего, даже кормление рыбок пираний.
- А при чем тут пираньи?! - взбеленился, выруливая на станцию техобслуживания, - у меня кот и они его сожрут!..
- Стоп! - закричала девушка, и вовремя: наш танк накатывал на "Вольво", заглатывающей бензиновую порцию.
- Ба! - завопил, узнав редакционную машину и её водителя. - Вася! Какими судьбами?
- О! Ванёк! - он тоже обрадовался, держа "пистолет" у горловины бензобака. - Хороша зверюга, - кивнул на "Победу", заговорщически подмигнув. - Частным извозом промышляешь?
- Вася, это любовь, - отвечал. - А ты какими судьбами?
- Да, на кладбище Кунцевское тяну. Щусь приказал, - пожал плечами. Какого-то депутягу замочили... Ты чего, Ванюха? Во, гулена-шалена!..
Взвизгнув от радости, прыгнул на три вершка; от чувств облазал родного шоферюгу и кинулся платить за нефтепродукт. Как сам не догадался господину Берековскому по статусу полагается присутствовать на похоронах товарища по общему делу. И любви. Вот почему он так был опечален сегодня поутру. Но с букетом алых роз. А мы-то решили, что направляется на день рождения к юному любовнику Ермакову, о котором мы узнали из аналитической справочке, предоставленной нам честным гражданином О. Трахбергом. Ан нет совсем даже наоборот. Ну и хорошо; в том смысле, конечно, что благодаря случаю мы не потеряли объект.
Прибыв к месту горького события, я и моя спутница обнаружили, что депутат пользовался большой любовью и уважением со стороны оставшихся жить коллег и друзей. Стоянка была забита современными колымагами и создавалось впечатление, что мы прибыли на загородный авторынок. Властолюбивая публика в темных костюмах от Валентино тянулась вдоль кирпичной стены к воротам. В глубине кладбищенского парка фальшивил оркестр радио и телевидения. Хлопотали бригады ТВ и как бы независимые журналисты. Многих я знал и многие знали меня. С постными лицами, соответствующим печальному событию, мы приветствовали друг друга.
Я познакомил Александру с журналюгами, известными своими криминальными расследованиями, и это произвело на неё должное впечатление. Более того, меня любовно обхлопывали, как старое стеганное одеяло, извлеченное из комода летним деньком, и спрашивали о делах. Я отвечал, что помаленьку папараццию. Меня не понимали, а после вникали и добродушно посмеивались.
Повстречался мне и Костька Славич, примерный мальчик нашего "потока", мы с ним когда-то дружили и любили пить пиво у памятника первому журналисту России Михайло Ломоносову, потом наши пути-дорожки разошлись. У моего приятеля был папа, занимающий высокий пост в Агенстве печати и новости, куда он и пристроил чадо. На хлебное местечко. С поездками в страны дальнего, как сейчас говорят, зарубежья. А я остался, чтобы быть свидетелем всех наших исторических катаклизмов. Каждому, как говорится, свой гардероб. И что теперь?
- Там смертельная скука, - ответил Костька Славич. - Ребята, даже не представляете, как они живут? Как в пластмассовом ведре...
- А у нас смертельные забавы, - и мы отправились освещать непосредственное действо, происходящее у свежей могилы.
Что бы там не говорили, а все похороны похожи. Во всяком случае, принцип один: живые прощаются с нарумяненной куклой, говоря о ней только прочувствованные и хорошие слова; потом по традиции закидывают могильную яму горстями холодного суглинка... смотрят, как хекающие гробокопатели обкультуривают могилку, закладывая её венками и цветами; и скоро перед взором как бы огорченной публики предстает веселенький шалашик с трепыхающимися от ветра атласными ленточками.
Усопший депутатик в гробовой лодке интересовал меня меньше всех. С такими не поговоришь по душам, а вот с оставшимися...
Господин Берековский тоже произнес короткую речь, из которой следовало, что святее его товарища и друга нет на этой грешной земле. С этим никто не спорил, даже я, хотя имел полное моральное право утверждать обратное.
Публика была, повторяю, самая высокопоставленная: замечались знакомые по ТВ лица тех, кто нес тяжелое и ответственное бремя, служа демократическому, понимаешь, народовластию. Среди них я заметил господина Щусева, который считал своим гражданским долгом посетить такое мероприятие. Тусовка - она и между гранитных плит с крестами это самое.
Я хотел было подойти к нему и предложить скандальный материалец с фото, да передумал: не дай Бог, хватит моего бывшего руководителя сердечный удар и... Нет, пусть живет, как живет, и мучается.
Наконец во всю мощь оркестр грянул "Прощание славянки", и живые поняли, что пора возвращаться к своим проблемам, которых выше крыше. И ещё выше. Многие торопились и поэтому, не выдержав толчеи, перепрыгивали через могилы. Божьи старушки на паперти неистово крестились, отпуская грехи, по причине удивительной платежеспособности грешников.
- Ну и что дальше, граф? - спросила Саша, когда мы медленно покатили в общей автомобильной колонне. - Так и будем, как собачий хвост?
- Туда торопишься? - кивнул на кирпичную стену кладбища, бесконечно тянувшуюся за боковым стеклом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151