- Это Ваня, - наклонилась Александра к стариковскому ушному лепестку. - Я тебе говорила, деда. Он хороший, Ванечка.
- Да? - взглянул на меня, как товарищ Сталин на соратников во время своей заключительной речи на ХVII съезде ВКП(б). - Сколько годков?
- Тридцать три, - признался.
- Ась?
- Тридцать, говорю, три! - повысил голос.
- Возраст сына Божьего, - неприятно ощерился старик. - Скоро предстану перед Господом нашим. Авось, не запустит в Царствие свое безбожника, а?
Не в моей компетенции было отвечать на этот вопрос, и я промолчал. Старик, прожевывая губами мысль, как кусок хлеба, задумался о чем-то своем. Он был последним из старой ленинско-сталинской гвардии, когда-то кромсающей саму себя, и в его оголенном черепе-сейфе хранились воспоминания о своих друзьях-приятелях, кто уже покинул этот кровоточащий мир. Совсем недавно они были неприкасаемые и верили в бессмертие своего святого дела: построить счастливое завтра для всего мира. И что же? Вожди, как и все люди, оказались смертны, идеи пусты, монументы разрушены, пролитая кровь напрасна, осталась лишь память о днях минувших побед, обернувшихся поражением.
Об этом надо помнить и теперешним властолюбивым неприкасаемым костоправам, самоуверенных до одури в своем мессианстве сделать жизнь народную краше. Воруйте поменее, господа, и жизнь всех слоев населения будет куда лучше и веселее.
Александра прикрыла пледом погрузившего в забытье прадеда и мы осторожно покинули мир прошлого, где блуждали тени грешников, не допущенных в Царствие Божье.
Во дворике, солнечном, напитанном запахами лета, мы перевели дыхание. Быть всю жизнь неприкасаемым, отдавая лакомые кусочки своей святой души дьяволу, чтобы дожить до состояния мумии фараона в пирамиде? Упаси боже! Нужен ли нам такой удачливый жизненный путь? Нет и нет!
Да здравствует жизнь такая, какая она есть! С порхающими легкомысленными бабочками и жужжащими шмелявидными бомбовозами над клумбами, с глубокой синевой неба, похожего на колоссальный храм вечной жизни, с приятелями, перепачканными солидолом...
"Я медленно старею, незаметно, - вспомнились собственные стихи, накропанные однажды во время прогулки с маленькой Машкой. - А мысли мои не стареют. И это прекрасно, что душа прежняя, как будто только родилась. И хорошо, что человек рождается с такой душой, и человечество тоже рождается с такой душой. Наши мысли - они вечные, и мы всю жизнь ищем, и в конце концов находим, и найдя, радуемся, как дети. И хорошо, что мы стареем лишь плотью. Это наше счастье. И наше бессмертие."
Уже в сумерках мы засобирались в город. Обновленная "Победа", блистая мощными бамперами и колесными дисками, стремилась на скоростное шоссе. Нам, гостям этого райского местечка, было трудно после хлебосольного обеда, плавно перешедшего в ужин. Такого количества домашних пирожков я в своей молодой жизни никогда не употреблял. И мне было плохо. Сама мысль о каком-либо действии вызывала приступ тошноты. Суетись-не суетись, а печальный финал известен: сиреневая вечность ждет всякого, кто рискнул явиться в этот мир. И, кажется, нет смысла? Нет смысла?
Нет, на мой взгляд, главное, пока мы живем под небом, не кормить кусками своей души, как рафинадом, сатану в карминном кушаке, чтобы не доставлять ему удовольствие и радости. И поэтому, собравшись с силами и духом, я дал команду к отбытию из эдема. Откровенно говоря, это не вызвало энтузиазма у друзей, желающих продлить сладкую усладу в вечоре. Пришлось напоминать о чувстве долга и наших планах, которых громадье. Помыслив, все вынуждены были согласиться: планы слуг народа - наши планы. И надо отправляться на трудовую вахту, если желаем, что наши мечты превратились в явь.
Сторож Тема салютовал нам метлой, точно трехгранной винтовкой образца 1891 года, а старушки отмахивали в сумрак будущей ночи платочками. Окна мансарды светились малярийной желтизной и я, кинув взгляд вверх, подумал, что для последнего участника первых революционных преобразований не существует этого мира. Он для него всегда был мертв, равно как и он, неприкасаемый, был в нем живым трупом, для которого чужие жизни были лишь удобным строительным материалом. Но кровь и кости оказались плохим фундаментом для жилого здания под названием СССР, и теперь мы имеем то, что имеем: руины.
Нынешняя власть недалече ушла от своих учителей: все те же атрибуты неприкасаемости и самодурства, все тот же набор бессмысленных законов, все то же тотальное воровство, все те же пустые опыты и обещания лучшей жизни. Власть и народ живут совершенно в разных параллельных мирах, как НЛО и Йехуа.
Такова безрадостная правда нашей жизни, и это надо понимать, чтобы после не испытывать чувство глубокого разочарования, когда твою холопскую и любопытную рожу отделывают по высшему барскому велению. Как говорится, кому пышки, а кому шишки.
Пышек мы объелись от пуза, теперь ехали за вторым - за шишками. Какая сила вела нас, не знаю. Все-таки чудной проживает народец на нашей землице: мало ему обожраться до тошнотворного свинства, так обязательно надо ещё получить по щекам. Или в морду дать. Это кому как повезет.
Первый наш трудовой денек выдался хлопотливым, и очень даже хлопотливым. Как говорится: ах, остолбенение какое, думали, поспешаем на свадьбу, а угодили к поминкам: мать честна, что делать? Делать нечего надо кроить скромные рыла да целковать хладный лоб усопшего.
Это я к тому, что уже к раннему вечеру мы имели первый труп. Нет, никакого отношения к тому, что господин Жохов приказал долго жить, мы не имели. Более того, мы желали ему лишь здоровья и процветания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151