- Проверено, - поднял руку Сосо, - мин нет.
- Это в каком смысле?
И мне, дуралею, объяснили, информация от вышеупомянутого товарища шла следующая: гостиница "Националь", угловой номер на двенадцатом этаже.
Я задумался. О смысле жизни. И своей жалкой роли в ней. Ничего себе: digito monstrari**.
Не понимаю? Кто из нас лжет? Нет, я способен развести турусы на колесах, но в данном случае? Зачем? Мне было без разницы, в какую гостиничную дыру влезать? И главное: как я мог не оправдать доверие, оказанное мне княжеской милостью? На все эти вопросы мой товарищ пожимал плечами: а черт его знает, факт остается фактом - на фото не те
* Обнаженная крошка (англ.)
** Когда на тебя указывают пальцем (лат.)
людишки-блядишки, которые нужны желтой прессе с голубым оттенком.
- И что же теперь, - поинтересовался я, - переснять, что ли, филейные части?
Увы, последовал ответ, поп-звезда уже удалилась в свой гуттаперчевый мирок, и поэтому надо вернуть сумму, выданную в качестве аванса горланящему о своих пролетарских правах папарацци, то бишь порнографу. В моем лице.
- "Для чего этот мудак поднялся на Карадак? Как бы без Карадака разглядели мудака," - вспомнил я стишок, однажды мной сочиненный в день Альпиниста, выгребая из карманов то, что осталось в наличии: жеваные жалкие отечественные ассигнации.
- Что это? - с брезгливостью сноба справился Сосо.
Получив ответ, удивился: вах, какой вы, граф, однако, расточительный, живет не по средствам? Я повинился: алименты, две пары роликов, портки, майка, кепи, торт и коньяк заметно подкосили мою бюджет; одним словом, секвестр, мать его так! (Секвестр - это урезание бюджетных средств, а не то, что многим подумалось.)
- Плохо, - покачал головой мой собеседник, убедившийся, меж тем, что произошла нелепая случайность. - Дальше от пирога, ближе к истине, загадочно проговорил и решил взять на себя урегулирование моих материальных проблем с "Голубым счастьем".
- А "Nikon"? - вспомнил я.
- Попридержи аппарат, распи... дяй, авось ещё пригодится, - усмехнулся князь. - Какая комната красавицы, говоришь?
Я хотел послать донхуана к Софочке, да вовремя одумался: Сосо хотел чистой и прозрачной, как Терек, любви, но ни невротического отсоса на коммунальном унитазе. Не мог я ответить грязной неблагодарностью за отеческую заботу обо мне, удивительном, выражаясь сдержанно, мудаке, перепутавшему все на свете. Неужели я до такой степени расхлябан, что не в состоянии отличить один объект от другого? Телефонная связь была ужасна и тем не менее можно было понять, где будет происходить историческое соитие. Какой-то странный анекдотический казус?
Нет слов, мучился я, оставшись один в комнате, не считая кота, если так дело и дальше пойдет, то не видеть мне не только островов в океане, но и собственных трусов в клеточку. Кредиторы стащат с тела в счет неустойки. Нехорошо, Ваня. Нехорошо так начинать новую жизнь. Без нательного белья. И надежды увидеть океанские просторы. Что делать? И как жить дальше?
На эти вопросы не успел ответить. Кавалер королевской подвязки (во всяком случае, так он себя вел) Сосо Мамиашвили приглашал в мое холостяцкое логово двух доверчивых дам: Сашу и... Софию, от девственного вида которой я едва не свалился с табурета. Строгое платьице, на лице никаких белил, улыбка стеснительная и сдержанная - учительница начальных классов, да и только. А вот будущий экономист поменяла свой, прошу прощения, имидж, превратившись в подростка в джинсиках и маечке. Я с облегчением вздохнул: князь, поменяв ориентацию на малознакомой местности, уделял повышенное внимание даме с пудинговыми и соблазнительными устами.
- Дэвочки, садимся, - волновался Сосо. - Сейчас устроим пир во весь мир, - набрав шифр на своем портативном телефончике, проклокотал на родном, мол, жду с нетерпением чахохбили, да, хинкали, да, цинандали, да, и прочие пищевые продукты для ужина при свечах.
- "Судьба подбросила подарок: вина бокал, свечи огарок и плоти пир на простыне", - влез я со свои романтическим видением нашей будущей вечерней встречи.
Правда, меня никто не слушал, разве, что кот поигрывал ушами в надежде на свежемороженую треску. Милые девушки, располагаясь на тахте, обнаружили фото, кинутые мной в сердцах. Брызнули от смеха. Потом Софочка зарделась от стыда. И я её понимал: одно дело правда жизни, которую можно помять руками, как пластилин, до полного её отвердения, а другое - художественное воплощение мастером.
- Фи, какой кошмар, - проговорила она. - Ваня, неужто ты... это самое.
- Не-не, - занервничал я. - Папарацци я, в смысле порнограф.
- Граф? - удивленно вскинулась как бы учительница начальных классов.
- Да, не граф я... Ну, Сосо, объясни ты, ёханы-палы.
- Дэвочки, все под контролем, - успокоил подозрительных соседок мой товарищ и коротко начал излагать суть щекотливой проблемы.
Его рассказ в лицах прерывался здоровым смехом Софочки и прысканием Сашеньки. Я же ничего смешного не находил в повествовании, где выглядел олухом небесным, недотепой с "Nikon", остолопом на крыше, дубиной стоеросовой, но в кепи.
Разумеется, я, совмещенный во всех вышеперечисленных лицах, огрызался, утверждая, что в каждом снимке чувствуется рука одаренная; нет-нет, вы, друзья, только гляньте, есть экспозиция, и экспрессия, и дыхание...
- А это что за граждане, - спросила Софочка - в окошках?
- Так, публика заморская, - отмахнулся. - Им до всего дело есть.
- Ой, - вдруг сказала Александра, - а я этого... толстячка, да?.. уже где-то видела.
- Вах, все люди - братья, - сказал на это Сосо.
- Нет, я его точно видела, и совсем недавно, - попыталась вспомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151