— Не нужны, — с напряжением соглашается.
Я присаживаюсь перед поврежденным врагом, бью по щекам:
— Сейчас глазки откроет и ротик, — приставляю пистолетное дуло ТТ к тщательно выбритой щеке. — Эй, Роман Романович! — Обращаюсь с уважением. Хватит притвору изображать.
Словно услышав мой голос, капитан Горкин вздрагивает. Птичье-пленочная смурь спадает со зрачков. С недоумением смотрит на меня, потом узнает:
— Мукомольников?! — в голосе нет испуга, скорее — восхищение. — Ты, сукин сын своего народа! Ну-у-у… ты, как говно на туфле. Вытираешь, вытираешь…
— Роман Романович, не буди во мне зверя, — ткнул дуло в рот. — Будешь говорить по делу…
— Играешь с огнем! — промямлил.
— А вы все? Подожгли дом родной со всех сторон и пляшите на радостях, — был патетичен, каюсь, — козлы! — И продолжил: — Мне терять нечего, а тебе, Ром-Ром, есть: семья, дети, служба. Выбирай?
— Чего надо?
Приятно иметь дело с людьми, понимающими те или иные обстоятельства. Другой на месте капитана Горкина начал бы проявлять мужество и героизм, и его пришлось бы пристрелить. На этом проблемы упрямца бы закончились, а мои бы начались. А так полный порядке: все остались при своих интересах. Капитан Горкин при жизни и погонах, а я с нужной мне информацией.
— Мукомольников, я тебя найду, — пообещал, когда уяснил, что впереди у него жизнь, не омраченная никем и ничем.
— Ищи ветра в поле, — толкал капитана в подвальчик-кубрик. — Хотя зачем? Сам подумай. Ты хочешь стать майором? И дальше, и дальше: до генерала? Будешь надувать щеки и командовать. Кр-р-расота! Посиди, подумай, — и закрыл дверь на засов.
Странные люди, делаешь им доброе дело, а они выказывают недовольство. Как говорится, на всех не уходишь. Всегда найдется страдательная сторона. Уверен, что капитан Горкин не понимает, как ему повезло. На него я зла не держал, он был служака до мозга костей, и выполнял лишь вышестоящие приказы.
Не повезло тем, кто отдавал ему приказы. Они были приговорены к смерти — и не мной. Я лишь исполнитель.
Так получилось, что мне пришлось возвращаться в Тырново не одному. После того, как завершил свою миссию и собирался уезжать, спасенный Миша Брувер кинулся ко мне, причитая:
— Они меня найдут, они меня найдут, они меня найдут.
— Прячься, — посоветовал.
— А куда? Я не знаю-ю-ю, — театрально ломал руки. — Они убьют, они страшные, они…
Я посоветовал прекратить стенания. Черт знает что! Не тарабанить же столь впечатлительного дилера в деревеньку Тырново? А почему бы и нет? Угрозы он не представляет. Такой не может представлять никакой опасности. Может статься, окажет помощь информацией о своей двоюродной сестричке по имени Мая. И я принимаю решение:
— Поехали, Миха. Но шаг в сторону… — шучу, демонстрируя ТТ и два ПМ. — Сам понимаешь. Стреляю без предупреждения. — И вытащил из кармана гранату Ф-1. — И кидаю.
— Конечно-конечно, — всплеснул руками. — Стреляйте. И кидайте.
Ох, Небесная сила, ну на хуя ты нас всех таких создала? А? Нет ответа. На нет — и суда нет.
Благополучно покинув территорию санатория, мы покатили в магические тырновские края. «Дедушка» советского автомобилестроения понимал всю ответственность момента и вел себя прекрасно. Если попердывал, то стеснительно.
Остановку мы совершили лишь однажды у придорожного магазинного павильончика «Давид и Георгий». Тетки-продавщицы, с бирками, указывающими их фамилии: Борсюк и Хренькович, поначалу решили, что два битых парня хотят ограбить их чуречное сельпо, да мы оказались самыми состоятельными покупателями за последнюю пятилетку, приобретя все, что только можно было приобрести.
— Да? — вспомнил я. — Нет ли женского нижнего белья? Желательно французского?
— Молодой человек, — по барсучьи улыбнулась мадам Борсюк, кряжистая, как офицер интендантской службы. — Оно ждало вас. — И обратилась к коллеге. — Ларочка, открой ларчик.
Мадам с мышиным личиком, поправив усики под длинным носиком, вскрыла некий короб и вытащила золотистый пакетик, где угадывалось нечто нежно-ажурное цвета румяной зари.
Ба! То, что надо! Покупаю не глядя. Впрочем, шучу я, если хотите, девочки, примерьте. Шутка веселит глуповатеньких, но искренних кикиморочек, и мы расстаемся друзьями. Приятно, черт дери, делать хорошо людям, даже если они носят такие фамилии, как Борсюк и Хренькович!
Когда мы подъехали к тырновской фазаньей фазенде, то обнаружили в сумерках идеалистическую картинку: аутист в качалке изучает темнеющие небеса с проступающей звездной окалиной, а хозяйка пытается вязать нечто, похожее на безразмерный шерстяной презерватив.
— Опц-ца-ца?! — чистосердечно удивилась. — А я думала, с конца-ца-цами. Подкинул дуре дурика и сбёг. А ты ещё мне одного… малохольного?
— Миша, — шаркнул обзываемый ногой, поднимая пылевое облачко и заметно стесняясь колоритной фигуры, схожей на публичную девку с картины художника Х. Хераскина «Гулящая».
— Жаннэт меня зовут! — вскинулась Жанна, произнеся имя свое на французский манер, отчего получилось ж/минет. — Привез, чего обещал, лапоть?
Я отвечал, что всегда держу свои обещания, особенно, данные любвемобильным любимым. Восторг барышни был неописуемым. Издав пронзительный вопль вампира, Жанна цапнула пакетик и стремглав у.е. в домик.
Мы же с Мишой принялись разгружать из машины съестные припасы. Их было много, будто мы готовились к затяжной войне.
Потом происходит следующее событие, запомнившееся мне на всю жизнь. Мы почти все разгрузили, когда раздался выразительный скрипок двери.
— Опля, бля! — услышали крик, точно так делают на арене цирка фигуристо-жопастенькие гимнастки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105