На этот вопрос не успеваю ответить, характерный клацающий звук пистолета у битой потылицы моей тормозит движение всякой мысли, как застрявший на ж/д перегоне автобусик с дачниками сдерживает движение дальних поездов.
Мысль же у меня одна — не получить пулевой привет раньше времени.
— Э-э-э, — говорю я. — Это не мое. Но это бомба.
Мне повезло, что нарвался на профессионального телохранителя, терпеливого, как папа римский, читающего прихожанкам лекцию о вреде абортов и оральных потех в презервативе. Случись, кто другой, нажал бы на курок — и моя встреча с «летчиком» Брувером у брачующих облаков была бы неизбежна, как восход и закат нашей дневной звезды.
А так — началась суета всех охранительных служб, государственных и коммерческих. Один из ретивых милицейских служак со странной фамилией Собакин-Каменский даже успел пнуть меня под ребра, посчитав главным врагом государства. И я его хорошо понимал: с таким мурлом, как у меня, только подрывать автомобили высших чиновников РФ.
Появление Маи и её самое активное участие в разборе ЧП вытащило меня из петли напрасных подозрений. Из категории террориста я перешел в категорию свидетеля. Думаю, не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что от меня разило родной водочкой и неродными маслинами. Согласитесь, какой настоящий душегубец будет идти на дело подшофе, да ещё с банкой маслин в руке?
— А какая внешность-то была? — пытал меня мужиковатый следователь Петров из ФСБ. — Славянская? Кавказская?
— Обыкновенная, — пожимал плечами. — «Мосдорстрой», одним словом.
— Понятно, — чиркал в блокноте. — А что с лицом?
— Чьим?
— Твоим.
Я чертыхнулся: далось оно всем, и ответил привычно: гопнулся, хотя выразился, куда крепче. Товарищ Петров понимающе хныкнул и записал домашний адрес и номер телефона.
— Береги себя, Мукомольников, — проговорил на прощание. — Ты нам ещё нужен, — и удалился к группе работников умственного труда в штатском.
Я подивился последним его словам, да, решив, что так принято шутить на Лубянке, переключил внимание на действо, происходящее у распроклятой сумки. К ней приближался боец в защитном бронированном облачении, схожий из-за этого на глубоководного водолаза в Марианской впадине.
Сама стоянка была оцеплена по большому периметру, окруженному зеваки, которые не страшились никак возможных взрывов. Подозреваю, большинство мечтало, чтобы бомбу вместе с барскими авто рвануло до самых до облаков.
Хлеба и зрелищ — было, есть и будет для головотяпных народных масс.
Девушка Мая тянет за рукав, отвлекая от интересного дарового представления. В чем дело? Оказывается, нас ждут — ждут в месте скорбном, на престижном могильнике. Я удивляюсь: нельзя ли найти более удобное местечко? И что же выясняется: наша встреча с государственным чиновником некто Крутоверцером, под джипом коего я обнаружил сумку с бомбой. Вот такое странное совпадение обстоятельств и интересов.
— Как фамилия? — недоумеваю. — Криво… чего?
— Крутоверцер, — повторяет. — Борис Владимирович. А в чем дело?
— Фамилия какая-то… с загогулинами, — делаю экс-президентский жест рукой. — Француз, что ли?
— Не хами. Он тебя вытащил оттуда, — вздергивает голову к небесам.
— Откуда?
— Там, где тебя били, — сообщает не без издевки. — Иногда мне тоже хочется тебя стукнуть.
— Бей, — склоняю голову. — Хотя я ему должок отдал.
— Чем?
— Бомбой. Кстати, а почему хлопотала за меня? Не за красивые же глаза?
— И за них тоже, — фыркает, показывая всем видом, что терпит меня исключительно за то, что я экзотический фрукт с пролетарской плантации.
Продравшись сквозь взбудораженное светское общество, которое уже навсегда распрощалось с г-ном Брувером, однако было остановлено известными событиями на территории погоста, мы с Маей приближаемся к группе атлетических людей. Их лица мужественны и строги. Взгляды пронзают, как инфракрасные лучи в ночи. Руки тянутся к невидимым кобурам. Такие пристрелят и глазом не моргнут. Тело хозяина они будут охранять, как псы обглоданный конский мосол. Один из них мне знаком — пистолетом. Ему хватило ума и умения не застрелить меня, за что отдельное спасибо. Я хочу его поприветствовать поднятой рукой, да Мая одергивает:
— Это мы, Боря!
«Боря» — что за фамильярности, хочу спросить, да не спрашиваю по причине того, что отвлечен встречей с небожителем.
Господин Крутоверцер — типичный представитель хитрожопых завлабов всяких разных НИИ. Случившийся исторический слом советской системы вынес его и ему подобных на верхушку новой власти, которая нуждалась в людях услужливых, да неглупых, беспринципных, да хватких, себе на уме, да командных. Они быстро вошли во вкус администрирования и пришли к пониманию того, что страну необходимо в срочном порядке приватизировать, то есть прикарманить, точно чужую барсетку. А почему бы и нет? Доверчивый лохастый народец, получив по сортирно-ваучерной бумажке, принялся ждать магического обогащения.
Тогдашний лозунг дня: «Каждому дураку — по автомобилю „Волга“» вспоминается теперь, как удачный пиаровский ход. А в результате: 99,99 % населения получили с гулькин fuck-байс, а остальные 0,01 % — все.
Профакал страну народ, профакал за бумажки, и это есть факт нашего сирого существования на развалинах СССР (б).
Борис Владимирович росточка был небольшого, как того требовало последнее веяние политического истеблишмента. Лицом вышел суховатеньким, скуластеньким, с крючковатым носом. Глаза внимательные и не без иронического блёка. Лоб с ленинской залысинкой — с таким лбищем удобно национализировать банки, мосты, СМИ, телеграфы и брать олигархов за седые их яйца, похожие на гусиные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105