… В соседний универсам отправился с легким сердцем и тележкой на колесиках. С легким сердцем, поскольку Илья заснул сном малого ребенка, а тележка требовалась для перевозки пищевых продуктов.
Этот вид транспорта ненавижу: он вихляет под ногами, а ржавые колеса скрипят, как скрипка великого Страдивари в блудливых руках любителя баяна.
В магазине я задержался. В молочно-колбасном отделе трудилась Ирочка Фирсенко, моя первая школьная любовь. Лет десять назад она была девочкой-конфеточкой, но уже тогда умела работать ротиком получше передовых ударниц с Тверской.
Такое вот у неё было народное призвание: слабела от мужского члена, проводника слюняво-спазматического счастья. Еще в школе пользовалась заслуженным успехом и могла на переменке в укромном, правда, местечке посладить минетом жизнь везунчику, притомленному от бесконечных уроков.
Помню, на выпускном вечере мы перепились и затащили Ирочку в спортивную раздевалку: три мальчика и одна девочка. И что? Ровным счетом ничего — все остались довольны: девочка мальчиками, проявившим коллективную выдержку и персональную стойкость, а мальчики девочкой, ненасытно глотающей молодое семя, как теплый кисель из лесной ягоды.
Конечно, время изменило романтичную девушку, превратив её в деловую хваткую женщину, да не изменилась привычка расточать ласки тем, кто не боялся её сладких уст. Я не боялся — и, когда в том была нужда, приходил к бывшей однокласснице в отдел, чтобы пополнить холодильник отечественными колбасными изделиями и вспомнить нашу хватскую молодость.
— О, Славочка, — обрадовалась и теперь. — Запенсионерил, пионер?
— Ты о чем?
— Да, старые пердуны этими тележками затрахали!
— А жизнь-то как?
— А что наша жизнь — сказка, — рассмеялась, облизывая накрашенные губы. — Тебя, милок, отоварить по полной нашей программе?
Я догадался, о какой культурно-развлекательной программе идет речь, и принялся было отнекиваться, мол, времени нет: ждет меня дома Илюша Шепотинник, тот, который накрепко некрепок на голову.
Ничего, подождет, отмахнулась плутовка и, дав задание молоденькой продавщице заполнить тележку продуктами на сто американских рубликов, потащила меня в подсобку, где вкусно пахло мукой, колбасой и какими-то восточными пряностями.
— А мышей нет? — почему-то поинтересовался я.
— Есть, — отвечала Ирочка, — и я даже знаю, в какой норке она прячется, — заставила меня плюхнуться на тугой мешок с сахаром, прибывшим, если судить по чернильному клейму, из южного города Николаева. — Вот наша мышка, — сказала потом. — Нет, это не мышка, это уже слоник с хоботом. Ну, как наш слон трубит?..
И через минуту мир для меня изменился — будто я переместился в другую реальность и в другую эпоху. Я увидел мощных боевых слонов Индокитая, рвущихся на поля сражений. Я услышал звон малиновых колоколов и удары военных барабанов. Я удивился людям, миллионами входящим в священную реку Ганг.
Потом ощутил необыкновенную легкость в теле — моя душа ещё выше воспарила над пыльной планетой, и я усмотрел заснеженные горы Непала и пагоды в них, где молились своему невозмутимому многорукому Богу верующие в краповых хитонах.
После увидел: далекие горы приходят в движение, словно в них начинаются вулканические процессы. Над их чистыми маковками закурился дымок, превращающийся с каждой секундой в гигантскую дымовую завесу.
Наконец, чудовищная огненная магмы вырвалась наружу, и моя парящая душа от этого великолепного зрелища буквально завизжала, захлебываясь от сладострастного пароксизма неземного наслаждения.
… По возвращению на грешную землю обнаружил себя с голым задом, провалившимся в мешок с сахаром. Проклятая мешковина оказалась недоброкачественной и треснула, когда мы с Ирочкой елозили на ней. Было очень смешно — не мне.
— Можешь чай более не сладить, — смеялась работящая женщина. — Надолго запомнишь мою любовь — цукорную.
— Вот именно, чувствую себя цукатом, — пытался привести себя в порядок.
— В следующий раз на красном перце, — продолжала шутить и смеяться баловница. — Или на черном! Ха-ха!
К счастью, на этом наше беглое амурное свидание заканчивается. С наполненной доверху сумкой на колесиках и переполненными чувствами прибываю в дом родной.
Еще на лестнице слышу телефонный перезвон и вопли Илюши Шепотинника, который до ужаса не любит подобного механического вторжения в свою жизнь.
Чертыхаясь, оставляю тележку у двери и бегу к аппарату. Кто там ещё по мою душу?
— Это Мукомольников? — слышу женский, неприятный и официальный голос. Я отвечаю — да, я — это я. — Очень хорошо. То есть ничего хорошего, конечно.
— В чем дело? — нервничаю.
— Лидия Ивановна Шепотинник вам родственница?
— Родственница, — вру. — Дальняя.
— Вы знаете, — говорит невидимая тетка таким тоном, будто участвует в праздничном шоу, — она умерла.
Я не понимаю информации, и поэтому переспрашиваю с нечаянно-циничным удивлением:
— Как это умерла?!
— Умерла во время операции, — слышу. — Запущенная форма рака пищевода. Наши врачи сделали все, что могли.
— Спасибо, — и отвечаю на какие-то вопросы, связанные с погребением. Оказывается, ритуальные услуги можно комплексно организовать в ООО «Лаванда», которое находится при областной больнице. — Удобно, соглашаюсь. — Всего хорошего, — заканчиваю разговор.
Возникает странное чувство, точно мне снится сон — дурной сон, где проистекают такие мимолетные события, что не успеваешь не только их пережить, но и осознать.
Лидия умерла. Почему умерла? Как это умерла? Еще утром была жива? И умерла? Не может быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105