ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Анна кинулась к компьютерному пульту.
- Что хочешь сделать? - спросил я.
- Я хочу поиграть, - улыбнулась. - Помнишь, мы играли: "умри-воскресни"?
- Помню.
- Вот и хорошо, - и я увидел, как к стеллажу подкатила механизированная тележка, и в её пазы въехал один из гробов.
- Анна! - отступил я.
- Ты хочешь, чтобы тебя стерилизовали?
- Нет, но...
- Ведь не мечтаешь, чтобы из тебя вырезали мозги, - закричала моя любимая, манипулируя у пульта.
Крышка гроба приоткрылась. Там лежал труп - его дутые щеки были покрыты греховными румянами.
- Нет, но...
- Ты тогда будешь мне не нужен, - говорила. - Мертвые мы не будем нужны друг другу.
Я посмотрел на неё - у Анны были веселые и яростные глаза победительницы.
- Что должен делать?
- А ты не знаешь?
- Знаю, - ответил.
Я - умер. Я лежал с трупом и, кажется, умирал от трупного запаха и страха. К счастью, образовалась щель и мир наблюдал через нее. Поначалу видел металлическую стену, потом секундная задержка - скрежет металла, удар и гроб снова вбился в некие пазы, словно в капкан.
Зачем так жить, спросил себя. И не ответил на этот вопрос. Через щель пробился свет, похожий на лезвие скальпеля.
- Ну, шо мы тут имеем? - услышал старческий голос и увидел рябь голенища кирзового сапога.
- № 260554, на обследование, - ответила Анна голосом дисциплинированного медперсонала.
- А шо там, наверху, гонзятся?
- Руководство, должно быть, прибыло.
- Руководство уважать надо, дочка, - сказал старик. - А ты спирт забыла. Нехорошо.
- В следующий раз...
- Раза другого может и не быть. - И вопросил. - Где мое орудие труда?
- Я вам обещаю, - испуганный голос любимой.
- Инструкции нарушать нельзя, - я снова увидел рябь кирзового сапога и почувствовал движением над гробом; через секунду лезвие хромированного штыря пробило потолок гроба, с хрустом впиваясь в грудную клетку покойника. - Порядок, дочка, - услышал сквозь обморок. - Прежде всего - порядок. А у нас?.. Порядок - это когда все покойники. - С усилием вытаскивал штырь из гроба. - У, зараза, увязла под самый корешок!
Потом заскрежетали суставы механизма - гроб заскользил вниз. Я почувствовал на лице и руках липкую краску. Краску? Нет, это была кровь мертвая, тяжелая, черная кровь. Она хлюпала подо мной. Или это я плакал, проткнутый насквозь штырем? И я закричал, и кричал, и не слышал, что именно кричу. Почему? Потому, что молчал. Трупы, как правило, молчат.
Потом я вижу над собой лицо, оно мне знакомо, как небо детства.
- Ну, родненький, воскресни, - Анна тянет меня за руку. Выбирайся-выбирайся!
- Воскресни! - выползаю из-под трупной туши, затем - из гроба. Спиной упираюсь в новую металлическую стену и начинаю истерично хохотать. - Ха-ха, воскресни! Я что - Христос?
- Что с тобой? - слышу сквозь лай смеха. - Ты весь в крови. Переодевайся, прошу тебя.
- Зачем? Всюду стены, - бью кулаком по металлу. - Мы снова в гробу, только большом. Для двух индивидуумов, ха-ха!
- Молчи! С ума сошел?
- А ты? Ты не сошла?.. Почему без спирта покойников поставляешь?! меня рвет желчью смеха. - Нехорошо.
- Идиот! - жесткая отрезвляющая пощечина. - Переодевайся, я тебе говорю.
- Не бей, - прошу, - мне больно.
- Больно - значит, ещё жив.
- Ты уверена, - начинаю рыться в чужих одеждах. - Тогда ударь ещё раз.
- Зачем?
? Чтобы я понял, зачем мы живем.
И она, немилосердная, ударила по другой щеке. И это отрезвило меня окончательно. Я понял, что у нас есть шанс на спасение. Мы покинули фургон, перевозящий гробы, и бежали по темному, ставшему чужим городу - бежали в неизвестное.
... Железнодорожный вокзал ещё жил прошлой жизнью - ходили живые люди, суетились у касс, ели вареных кур, слушали бравурные марши. Я стоял в тени дерева и наблюдал за сутолокой. Там была моя любимая Анна. Господи, молился я, сделай так, чтобы она вернулась. Хотя зачем мертвым билеты в счастливое будущее?
Вдруг вижу: волнение и страх пассажиров. Гвардейский патруль волок избитого человека. Он хохотал и строил миру рожи. Он был похож на меня в своем безумном смехе. Потом вырвался и заплясал в центре зала. Танец счастья? Солдаты принялись бить его прикладами. Сумасшедший не понимал и продолжал хохотать. Наверное, он и вправду был счастлив?
Нам тоже повезло: Анна купила билеты, и мы сели в тихое купе спального вагона, пропахшее кожей, пылью и влажными простынями. Вагон был полупуст; пассажиры говорили шепотом, будто рядом был покойник. А мы молчали, я и моя любимая. О чем говорить? Если все ясно без слов. Мы молчали и смотрели в окно на блеклый и выморочный мир вокзала.
- Провожающим освободить вагон! - прокричал проводник.
Провожающих не было. Лишь начинался дождь. В дождь хорошо уезжать есть надежда вернуться. Вернуться?
- Мы вернемся, - улыбнулась Анна, - ты мне... - и не договорила: на вокзал врывался штурмовой отряд специального назначения. Они врываются, маркированные убийцы, и тотчас же открывают огонь из плазмоидов - оружия нового поколения. Электрические разряды пробивают тела пассажиров. Мир вокзала взрывается криками, кровью, стеклярусным обвалом ажурных окон...
Потом агонизирующий мир пропал - и наступила ночь, и в этой ночи били колеса состава на стыках: во спасения себя... во спасения себя!.. во спасения себя?..
Я опустился на колени и уткнулся в теплый живот родного человека.
- Прости меня, - сказал я.
- И ты меня прости, - её руки лежали на моем беззащитном затылке. - Ты знаешь лозунг дня? - спросила.
- Знаю. Лозунг дня: затылок - самая удобная площадка для строительства нового человека.
- Но ты никогда не будешь у меня новым человеком, - поцеловала меня в макушку.
- А кем я буду?
- Ты?.. Ты будешь человеком деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
- Что хочешь сделать? - спросил я.
- Я хочу поиграть, - улыбнулась. - Помнишь, мы играли: "умри-воскресни"?
- Помню.
- Вот и хорошо, - и я увидел, как к стеллажу подкатила механизированная тележка, и в её пазы въехал один из гробов.
- Анна! - отступил я.
- Ты хочешь, чтобы тебя стерилизовали?
- Нет, но...
- Ведь не мечтаешь, чтобы из тебя вырезали мозги, - закричала моя любимая, манипулируя у пульта.
Крышка гроба приоткрылась. Там лежал труп - его дутые щеки были покрыты греховными румянами.
- Нет, но...
- Ты тогда будешь мне не нужен, - говорила. - Мертвые мы не будем нужны друг другу.
Я посмотрел на неё - у Анны были веселые и яростные глаза победительницы.
- Что должен делать?
- А ты не знаешь?
- Знаю, - ответил.
Я - умер. Я лежал с трупом и, кажется, умирал от трупного запаха и страха. К счастью, образовалась щель и мир наблюдал через нее. Поначалу видел металлическую стену, потом секундная задержка - скрежет металла, удар и гроб снова вбился в некие пазы, словно в капкан.
Зачем так жить, спросил себя. И не ответил на этот вопрос. Через щель пробился свет, похожий на лезвие скальпеля.
- Ну, шо мы тут имеем? - услышал старческий голос и увидел рябь голенища кирзового сапога.
- № 260554, на обследование, - ответила Анна голосом дисциплинированного медперсонала.
- А шо там, наверху, гонзятся?
- Руководство, должно быть, прибыло.
- Руководство уважать надо, дочка, - сказал старик. - А ты спирт забыла. Нехорошо.
- В следующий раз...
- Раза другого может и не быть. - И вопросил. - Где мое орудие труда?
- Я вам обещаю, - испуганный голос любимой.
- Инструкции нарушать нельзя, - я снова увидел рябь кирзового сапога и почувствовал движением над гробом; через секунду лезвие хромированного штыря пробило потолок гроба, с хрустом впиваясь в грудную клетку покойника. - Порядок, дочка, - услышал сквозь обморок. - Прежде всего - порядок. А у нас?.. Порядок - это когда все покойники. - С усилием вытаскивал штырь из гроба. - У, зараза, увязла под самый корешок!
Потом заскрежетали суставы механизма - гроб заскользил вниз. Я почувствовал на лице и руках липкую краску. Краску? Нет, это была кровь мертвая, тяжелая, черная кровь. Она хлюпала подо мной. Или это я плакал, проткнутый насквозь штырем? И я закричал, и кричал, и не слышал, что именно кричу. Почему? Потому, что молчал. Трупы, как правило, молчат.
Потом я вижу над собой лицо, оно мне знакомо, как небо детства.
- Ну, родненький, воскресни, - Анна тянет меня за руку. Выбирайся-выбирайся!
- Воскресни! - выползаю из-под трупной туши, затем - из гроба. Спиной упираюсь в новую металлическую стену и начинаю истерично хохотать. - Ха-ха, воскресни! Я что - Христос?
- Что с тобой? - слышу сквозь лай смеха. - Ты весь в крови. Переодевайся, прошу тебя.
- Зачем? Всюду стены, - бью кулаком по металлу. - Мы снова в гробу, только большом. Для двух индивидуумов, ха-ха!
- Молчи! С ума сошел?
- А ты? Ты не сошла?.. Почему без спирта покойников поставляешь?! меня рвет желчью смеха. - Нехорошо.
- Идиот! - жесткая отрезвляющая пощечина. - Переодевайся, я тебе говорю.
- Не бей, - прошу, - мне больно.
- Больно - значит, ещё жив.
- Ты уверена, - начинаю рыться в чужих одеждах. - Тогда ударь ещё раз.
- Зачем?
? Чтобы я понял, зачем мы живем.
И она, немилосердная, ударила по другой щеке. И это отрезвило меня окончательно. Я понял, что у нас есть шанс на спасение. Мы покинули фургон, перевозящий гробы, и бежали по темному, ставшему чужим городу - бежали в неизвестное.
... Железнодорожный вокзал ещё жил прошлой жизнью - ходили живые люди, суетились у касс, ели вареных кур, слушали бравурные марши. Я стоял в тени дерева и наблюдал за сутолокой. Там была моя любимая Анна. Господи, молился я, сделай так, чтобы она вернулась. Хотя зачем мертвым билеты в счастливое будущее?
Вдруг вижу: волнение и страх пассажиров. Гвардейский патруль волок избитого человека. Он хохотал и строил миру рожи. Он был похож на меня в своем безумном смехе. Потом вырвался и заплясал в центре зала. Танец счастья? Солдаты принялись бить его прикладами. Сумасшедший не понимал и продолжал хохотать. Наверное, он и вправду был счастлив?
Нам тоже повезло: Анна купила билеты, и мы сели в тихое купе спального вагона, пропахшее кожей, пылью и влажными простынями. Вагон был полупуст; пассажиры говорили шепотом, будто рядом был покойник. А мы молчали, я и моя любимая. О чем говорить? Если все ясно без слов. Мы молчали и смотрели в окно на блеклый и выморочный мир вокзала.
- Провожающим освободить вагон! - прокричал проводник.
Провожающих не было. Лишь начинался дождь. В дождь хорошо уезжать есть надежда вернуться. Вернуться?
- Мы вернемся, - улыбнулась Анна, - ты мне... - и не договорила: на вокзал врывался штурмовой отряд специального назначения. Они врываются, маркированные убийцы, и тотчас же открывают огонь из плазмоидов - оружия нового поколения. Электрические разряды пробивают тела пассажиров. Мир вокзала взрывается криками, кровью, стеклярусным обвалом ажурных окон...
Потом агонизирующий мир пропал - и наступила ночь, и в этой ночи били колеса состава на стыках: во спасения себя... во спасения себя!.. во спасения себя?..
Я опустился на колени и уткнулся в теплый живот родного человека.
- Прости меня, - сказал я.
- И ты меня прости, - её руки лежали на моем беззащитном затылке. - Ты знаешь лозунг дня? - спросила.
- Знаю. Лозунг дня: затылок - самая удобная площадка для строительства нового человека.
- Но ты никогда не будешь у меня новым человеком, - поцеловала меня в макушку.
- А кем я буду?
- Ты?.. Ты будешь человеком деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117