В одном из переулочков нахожу старую усадьбу с пристройкой, похожей на конюшню. Как утверждает столичная летопись, раньше здесь находилось постоялое местечко для вокзальных извозчиков и животины - лошадей и осликов. А что теперь? Верно, лечебное учреждение под странным названием "Вагриу" при спорткомитете России. Сюда мне и надо, а вернее к лекарю Григорьянцу. Очень хороший специалист, признался управляющий дамского клуба, мы без него, как без рук. В чем я скоро и убедился - убедился в том, что лапы у эскулапа, как у коновала. Узнав по какой причине я предстал перед ним, он расцвел маковым цветом. Был упитан щекаст, неприятно щетинист и рукаст; на руках - волосы, как у Кинг-Конга. Без лишних слов лекарь направляет меня в лабораторию сдавать анализы урины.
- А вы не Лисичкин? - интересуется медсестричка с детскими косичками, выдавая мне баночку из-под майонеза.
- А это кто?
- Олимпийский чемпион по художественной гимнастике.
- Нет, я чемпион по гребле и каноэ, - серьезно отвечаю, удаляясь с мелкой посудой в гальюн.
После сдачи анализов на благонадежность я снова предстаю перед Кинг-Конгом. Тот натягивает прорезиненную перчатку по самый локоть и требует, чтобы я сдернул брюки - с себя, разумеется.
- А зачем?
- Надо, - получаю уклончивый ответ.
- Э, нет, мы так не договаривались с Аркадием Петровичем, - говорю я, припоминая, как однажды, перед армейской службой, уже проходил неприятную во всех отношениях врачебную процедуру.
- А без этого я не дам лицензию на работу, - предупреждает вредитель в белом халате.
- Я здоров, как бык, - раздражаюсь.
- Это решать мне, - оппонент неуступчив, как осел.
- Доказать?
- Докажите?
Не люблю спорить. Зачем пустельга, если можно обойтись без нее. Я беру стул со стальными искривленными ножками и завязываю два узелка - на добрую память о себе. В ответ Кинг-Конг, натужась, развязывает эти узелки.
- Тем более, - говорю я, - не могу вам довериться. - И выхожу вон из кабинета, оставив ветеринара не у дел.
Понимаю, что каждый выполняет свой профессиональный долг, однако не с таким же остервенением, господа из "Вагриу".
Потом быстрая поездка на такси по Садовому кольцу - и я в арбатских переулочках. Надеюсь, мастер Хинштейн не отдал в розницу мои фотографии? Поднимаюсь по знакомой парадной лестнице. Дверь открывает вся та же невозмутимая, как могильная плита, Моника из Полтавы.
- А, Димочка, жду-жду, - необыкновенно радуется старый фотограф. Прекрасные снимки. - И льстит. - Какая таки богатая фактура?
Я вижу, что Михаил Соломонович нехорошо возбужден, за суесловием скрывая некое намерение. Что такое? Не мечтает ли он выставить фактурное фото в парижском салоне мадам дэ Кандессю? Отнюдь, щерится шутке фотограф и предлагает... работу.
- Какую? - не понимаю я.
- По прямому, так сказать, назначению, - улыбается, как мэр на празднике города.
- То есть?
Господин Голощеков оказался прав: конкуренция на рынке порока работала отменно. Не успел я запечатлеть на пленке свою богатырскую стать, как старый папарацци решил заработать свой процент на сделке, сведя вместе два любящих сердца. По его уверениям меня ждет удивительная ночь и в ней дама, мечтающая о фейерверочной любви. Я пожал плечами: а как же договор с клубом "Ариадна", нехорошо, простите, начинать трудовую деятельность со лжи? Человечек с лейкой захихикал и задал несколько уточняющих вопросов. После моих ответов выяснилось, что договор вступает в силу только через неделю.
- Бюрократ Аркаша, ох, бюрократ, - радовался фотограф, потирая ручки. - Из бывших строителей коммунизма, любит бумажку, больше, чем букашку, то бишь человека.
- Ну я не знаю, - сомневался.
- А потом, Дмитрий, - был настойчив и подвижен птичьим личиком, проверим, так сказать, боевую и политическую подготовку! И не запросто так, - и назвал сумму, с которой дама готова расстаться после ночного бдения при свечах.
- Семьсот баксов? - переспросил я.
- Именно таки так, - подтвердил фотограф и сделал оригинальный вывод, что стоять у мартена куда труднее и за это не платят таких сумасшедших денежек.
Я посмеялся: ещё неизвестно, что легче: стоять у мартена или лежать у домны. На этой веселой ноте мы ударили по рукам. Я получил листочек с номером телефона и конверт, где угадывались снимки для отдела кадров дамского клуба.
- Заходьте ещо, - облизнула плодоягодные губки наша доморощенная Моника Порывай на прощание.
- Непременно, - буркнул я.
Черт знает что! Быть может, пока не поздно придержать шаг и не прыгать через три ступени в мир неизвестный, скрытый от обывательского глаза, как панцирь земли за кучевыми облаками.
Как тут не вспомнить первый прыжок с парашютом, когда тебя выносит из самолетного брюха в качестве мешка с натрием для урожайности родных полей. Страшно делать последний, он же первый шаг в никуда. Или ты его делаешь, или не делаешь, вот в чем дело. Некоторые так и не сумели кинуть себя в воздушные потоки, чтобы после чувствовать нетрезвое счастье оттого, что по-прежнему живешь да ещё управляешь лямками индивидуального летательного средства, с помощью которого удалось избежать летального исхода.
Так что опыт жизни в экстремальных условиях у меня есть. И поэтому никаких сомнения, сержант, никаких сомнений. И я делаю шаг из сумрака подъезда в солнечный день.
На Арбате вечный праздник жизни: торгаши матрешками, музыканты, художники, зеваки и прочая нетребовательная публика, бродящая меж фальшивыми фонарями. Мое внимание привлекает шарлатан с лицом пьющего по утрам отнюдь не кефир. На его груди трафаретка, утверждающая, что он астролог, способный предсказать судьбу по звездам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117