- Ну хорошо, - согласилась Александра Федоровна. - Мечтаешь наломать дров, сержант, так и быть, но под присмотром старших товарищей, - и погрозила пальцем.
- Есть, товарищ капитан!
Наша вишневая "девятка" тормозит у чугунного забора, за которым возвышается массивное здание учреждения, выкрашенного в цвет грязноватой осени. Люди в форме снуют по закрытой территории с такими озабоченными лицами, будто фронт борьбы с правонарушениями приближается к столице, как селевые потоки к горным селениям Северного Кавказа.
- Дима, ты все понял, - говорит Александра Федоровна на прощание . Будь умницей, пожалуйста.
Когда женщины меня так убедительно просят, я стараюсь выполнять любые их капризы. Прихоть капитана милиции в следующем: убыть из своей городской квартиры, запомнить номер домашнего её телефона и, если в том будет нужда, проявляться в любое время суток; встретиться с Королевым и уточнить план общих действия, не торопить события, быть осмотрительным и помнить, что умереть просто, а вот выжить в условиях кучной стрельбы...
- Вы как мама, - открыв дверцу машины, поясняю, что в детстве, когда первый раз уезжал в пионерский лагерь мать просила: кушать все, что дают, не бегать, не заплывать...
- Дитятко, - смеется Александра Федоровна и наносит кулачком деликатный удар по моему левому плечу. - Я тебе дам, "как мама"!
- Ну я в положительном смысле, - считаю нужным оправдаться.
- Иди уж, жиголенок, - непринужденна и весела. - И помни: лагеря, и не пионерские, ждут тебя.
Я премного благодарен за столь оптимистические пожелания удачи, и на этом мы расстаемся: автомобиль цвета лета катит на служебную стоянку. Ненамеренно смотрю вслед: а если это любовь, усмехаюсь и начинаю уходить прочь; кажется, мы друг другу понравились, Александра Федоровна и Дмитрий Федорович? Жаль только, что повод для нашей встречи... А что делать? Не мы выбираем судьбу, повторю, она выбирает нас. Надеюсь, будет к нам благожелательна, как барышня к кавалеру на танцах в приморском парке, и сделает все, чтобы наша встреча вновь случилась.
Я иду по родному городу - он шумен, энергичен, суетлив, протравлен выхлопными газами и вместе с тем беззаботен, радушен, прекрасен и вечен. На его летних улицах много девушек, они молоды и красивы, но у них нет тайны любви, многие из них живут по законам рынка порока. И тем не менее, когда наши взгляды встречаются, я улыбаюсь им - я улыбаюсь тем, кто улыбается мне.
Я иду и чувствую: тень любви, как нетленная птица Феникс, парит за моим левым плечом.
В ПАРКЕ ИГРАЕТ ДУХОВОЙ ОРКЕСТР
Время - перед ним бессильны и вечные города, и великие империи, и люди. Надо спешить, сержант, говорю себе, если мечтаешь ещё встречать новые перламутровые рассветы с теми или иными барышнями-крестьянками. Ты обязан первым обнаружить тех, кто подлежит безусловному уничтожению, в противном случае...
Прежде всего надо обезопасить тылы, то есть уберечь семейство от излишних волнений. Впрочем, уверен, мать и отчим Ван Ваныч мало кого интересует, что можно взять от спивающихся милых ханурей, (простите, родные!), а вот молоденькая жизнь сестренки Катеньки имеет определенную цену. И поэтому тороплюсь в дом отчий, чтобы снарядить младшенькую на дачу. Почему бы урбанистке не перевести дух на природе лапотного края? И с этой благородной целью появляюсь у подъезда, мне хорошо знакомого облезлой лавочкой, сидя на которой мы с Веничкой Маминым драли под гитары горло, тянули кисловатое винцо и обнимали подружек. И что же вижу? Наша Катенька сидит на рейках и млеет в обществе трех прыщеватых юнцов. Понятно, что я нервничаю по причинам криминальным и разрушаю приятное времяпрепровождение будущего России.
- Не поеду я, - скулит сестренка, плетясь в квартиру. - А ты останешься, да?
- Катька, ты о чем? - ключом открываю дверь.
- Все о том, - вредничает и ужимками своего легкомысленного тельца показывает, что знает, какой мыслит пристроить кавардак её брат в обществе падших женщин. - Кстати, уже была борделя, - и указывает на хаос, царящий в комнатах после ОБСДОНа.
- Катюха, - вздыхаю и тяну руку к портмоне. - Давай договоримся по-хорошему.
Такая вот педагогическая поэма. А что делать, если мы живем в обществе, где мечта каждого его члена сыскать под кустиком не только печальный труп предпринимателя, но и чемоданчик с 1 000 000 $.
Я выдаю сестренке импортную кредитку в 100 у.е., после чего она готова двинуть на перекладных хоть на край земли, позабыв о домашнем сумбуре. А можно я со Степкой, вспоминает о школьном дружке, махну в Луговую на мотоцикле? Стеснительный акселерат с огромными полусферами шлемов в руках счастливо снимает проблему сопровождения младшенькой в сельскую местность. На старенькой трескучей "Яве" они удаляются в сторону колдовской сторонки, а я остаюсь в васильковом облаке СО и таком же по цвету дне.
Теперь можно и развернуть боевые действия, сержант. Образ врага без резких контуров, что не беда для того, кто изучал анатомию человека в разрезе. Люди самые уязвимые божьи твари. Они хлипки телом и, главное, духом. Они боятся боли. Страх боли уничтожает волю. В умелых руках костоправа даже изувер с отрадой вскроет грудную клетку, где упрятана его душа, черная от копоти.
На скорую руку убрав квартиру, поднимаю половицу в коридорчике. Под ней находится тайник, где хранится записная книжка Верочки, дартс ("плевательная" трубка с десятком стрел) и армейский нож, удобный для сердечного разговора. Зеркальная сталь отражает искаженный мир и меня в нем. Хорошо, что мы не знаем своего будущего - есть шанс на бессмертие.
Пролистываю странички, исписанные детским каллиграфическим почерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117