Из темноты под выбитым оконцем метнулись два полуголых тела, жалобно запричитала женщина, загрохотало, заскрипело, задымило. Чердак пылал, превращаясь в бушующий над крышами домов факел.
- Баста! Сдохнем здесь все, как Лазо в топке белофашистов, - щуплый господин в лиловой дутой куртке и желтой каскетке с изображением Золотой пальмовой ветви Каннского фестиваля, махая руками и кашляя, с грохотом покатился вниз по лестнице не обитаемого подъезда.
- Совсем охренел, Сеня?! С твоей астмой?! - подхватил его под руки крепыш в карпатской овчинной безрукавке, изображая выпученными глазами крайнюю обеспокоенность. - Ведь обещал же, обещал всему коллективу! Подумай о нас, об искусстве, мать его так! Извини за пафос.
- Не умею халявничать, - тяжко подвесившись к локтю крепыша, простонал увенчанный пальмовой ветвью и, выбравшись из подъезда в узкий помоечный дворик, обратил на своего заботливого спасителя трагический взор: - Душа болит, Ливий!
Они стояли обнявшись посреди осеннего неуюта - единомышленники, мастера экрана, соавторы ленты "Пламя страсти", которой предстояло потрясти кинематографический мир.
Режиссер - Касьян Тарановский был мал, худ, зелен лицом. При этом почему-то на всех киношных тусовках Сеню путали с Роланом Быковым, а в печатных информациях - с Арсением Тарковским и даже, бывало, с Андреем. Ирония судьбы неиссякаема и порой, многозначительна. Понимаешь на конкретном примере, что зло неотвязно сопутствует добру, искажая его лик своей дурной харей, а за великим человеком следует персональный пародийный двойник.
Постепенно Касьян не только смирился с участью двойника, но и научился извлекать из нее рациональные зерна. Кроме Быкова и Тарковских он охватил довольно представительную группу киномастеров отечественного и зарубежного происхождения, чьи идеи, приемы, персонажи появились в его лентах в изгаженном, но все же - обидно-узнаваемом виде. В процесс переваривания им совокупного продукта мировой культуры включались ядовитые ферменты мелкого сквалыги, приспособленца и неудачливого прелюбодея. От "метода" Тарановского за версту несло похабщиной и сивушным новаторством отечественного разлива.
Перестройка подкосила, но не сломила певца социалистического реализма. Из персонального кризиса режиссер вынырнул с помощью деятельной супруги, возглавившей торговую фирму "Полет" по обмену через страны третьего мира баллистических ракет среднего радиуса действия на "ножки Буша". Отъевшийся окорочками, подобревший Арсений, признал себя пост-пост-модернистом, влился в процесс возрождения отечественного кинематографа и, наконец, покусился совместно со сценаристом Закрепой на реализацию монументальной задумки.
В среде советского интернационального кинематографа Ливий Закрепа олицетворял русско-украинскую дружбу и резко отвергал домогательства настырных юдофобов, утверждавших, что у враждебной национальности все наоборот и даже кровь наследуется по матери. Это был крупный, фонтанирующий жизненной энергией здоровяк, проживающий на Перелыгинской даче в постоянной близости к природе и традиционным методам активизации творческого потенциала.
Бабушка Ливия Софья Мужмук в период становления социалистического реализма сочиняла батальные морские рассказы под псевдонимом Штурман Жорж. Пережив семидесятилетие, она весьма несвоевременно, с точки зрения культурной ситуации развитого социализма, написала откровенные мемуары, целиком посвященные высоко поэтическим отношениям с известным литератором А.М.Берлиозом. Помимо шокирующих признаний писательницы о чувственных и художественных отношениях с известным исследователем раннего христианства, в мемуарах С. Мужмук имелся документальный отчет об истинной причине его трагической гибели под колесами трамвая. Ликвидация мыслящего интеллигента нежелательной национальности, председателя МОССОЛИТа Берлиоза была проведена сталинскими чекистами со свойственным им цинизмом. Причем доподлинно выяснялось, что некий агент ОГПУ Степан Лиходеев, выступавший под кличкой Аннушка, лично разлил на трамвайные рельсы противотанковое масло, сыгравшее столь роковую роль в судьбе отечественной литературы.
Сам Ливий вскрытием социальных язв не увлекался. Соавторствуя с видными мастерами, Закрепа вносил жизнеутверждающие ноты в многоплановые реалистические полотна самого искреннего в мире киноискусства государства свинарок и пастухов. Особенно удавались ему пышные колхозные свадьбы, шумящие под бурно цветущими яблонями, комсомольские, с огоньком и задором праздники, овеянные романтикой палаточные радости геологов, а так же остросатирические и ресторанно-бордельные сцены для лент исторического и обличительного характера.
В общественной жизни сценарист занимал активную позицию, не чураяся изнурительной административной работы. В быту являлся одноженцем и многолюбом.
Перестройка раскрыла новые грани дарования Ливия. Он осуществил наконец-то хрустальную мечту своей жизни - фразы его текстов, как гоголевские, пушкинские или грибоедовские, растаскивались на цитаты. "У женщин свои секреты...", "Целый день я с Кефри...", "Все мои семеро детей занимаются танцем", "Чему не помешает больший объем?" - эти, а так же многие другие крылатые выражения выпорхнули из-под нержавеющего пера Ливия на телеэкраны и незамедлительно сделались народным достоянием.
Столкнувшись в ресторане Дома кинематографистов на тематическом банкете "Так жить нельзя", Закрепа и Тарановский посмотрели друг другу в глаза, напились до полного взаимопонимания и затеяли совместный проект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188