Помолодевший дом стал похож на красноверхий боровичок и в любую погоду казался освещенным солнцем. Цветов в садике появилось множество - бурно цвел малиновый и белый шиповник, высоко поднимали головы пурпурные маки, наивно и весело глядели васильки, беззаботные ромашки. А ботва у тыкв выросла просто гигантская, перекинулась на яблони и огород стал похож на тропический лес.
Вечерами окна игрушечного дома светились мандариновым теплым уютом, у крыльца поднимались высокие белые цветы, пахнущие в сумерках сладко и чудно. Если бы любопытный прохожий привстал на притолоку и заглянул в комнату, то прослезился бы, бедолага, от тихой зависти. О таких вечерах мечтает отродясь всякий, часто не осознавая того, стремясь к иным обманным радостям. А как увидит такое окно - и наступит понимание. Стукнет себя человек по лбу и воскликнет: - Так и буду теперь жить!
В горнице чисто и уютно. Хоть и не видать богатства, а лучше, вроде, и желать нечего. Над низким топчаном, покрытым клетчатым пледом, висит рогожный коврик с пышными белыми облаками и серпом месяца, хитро выглядывающим из-за них. Вокруг россыпь звездочек и что-то летящее вроде большой серебристой птицы или длинноволосой феи. У Маргариты, сшившей коврик из лоскутов, получилась именно та картинка, что виделась ей перед сном в детстве.
В углу у печи стол, весь заваленный интересными книгами. Книги и на полках, прибитых к стенам. Торжественно и таинственно золотятся тиснения на толстых корешках, а другие худы, потрепаны или ярки. И похожи книги на старых друзей, собравшихся здесь, чтобы рассказать свои удивительные истории. Рядом круглый столик на одной центральной ноге, покрытый вишневой бархатной скатертью. Старый, видать, столик и очень пожилая, с давнишними воспоминаниями скатерть. На скатерти пузатая ваза прозрачного стекла с полевыми цветами, роняющими лепестки, а над ней возвышается лампа. Чудо-лампа с большим абажуром, затянутым мандариновым шелком. Среди книг, склонив голову над бумагами, что-то быстро пишет молодой мужчина. Часто он поднимает лицо от работы и, откину со лба длинную прядь, смотрит на сидящую под лампой женщину. Долго смотрит и тогда она отрывается от шитья и с улыбкой встречает его взгляд. И уже не ходики с кукушкой, а два сердца выстукивают волшебную мелодию и поют в горнице зачарованные скрипки.
В руках женщины - юной, простоволосой, блестит игла. На коленях кипень белого шелка, волнами покрывающего пол.
- Похоже, тебе угодил наш председатель, - замечает писатель.
- Еще как! На все окошки штор хватит и ни каких-нибудь - в оборочку, с воланами! - Маргарита расправила работу, полюбовалась: - То, что надо. Тютелька в тютельку.
Мксим улыбнулся, припоминая судьбу подарка. Вручая ему недостающие бумаги на владение домом, председатель совхоза покачал головой:
- Проспорил я девкам из сельсовета бутылку. Они прямо горло драли, что ты теперь не сбежишь. И вправду остался что ли?
- Остался. Нам с женой тут нравится.
- Может с вас и возродятся Козлищи. Хоть и проспорил, да не помню, когда так радовался.
А вскоре заехал председатель на газике и протянул плотный рюкзачок.
- Хозяйке твоей, может сгодится. Мне, как ветерану сразу два презентовали. А на кой ляд? С крыши, что ли, сигать?
В подаренном тюке оказался парашют. Как раскинула Мара на лужайке снежно-белый необъятный купол с оранжевой середкой, так руками и всплеснула:
- Теперь сумасшедшую красоту в доме наведу!
В начале парашют в союзе с дырявым самоваром породил лампу. Самовар начистили, просверлили в днище отверстие, просунули шнур, сверху, используя мельхиоровую конфетницу, пристроили патрон. А затем расцвел над преображенным самоваром огромный солнечный тюльпан. Каркас от валявшегося на деревенской свалке абажура Маргарита обтянула парашютной оранжевой сердцевиной и даже по низу пришила кисти.
Пуск лампы превратился в праздник. В доме появился тот самый свет, который решительно необходим для семейного счастья.
- Чудесно будет зимой. Представь, за окнами сугробы и вьюга, а у нас горячая печь и свое солнышко! - Маргарита нахмурилась вдруг и проговорила совсем тихо: - Путь лучше зимы никогда не будет.
...- Я хочу, что бы лето было всегда, - шептала она, проснувшись от солнечного луча на подушке. - Когда я открываю глаза, вижу птиц на ветке яблони, вижу тебя рядом, то не могу поверить, что на свете бывает такое полное счастье. Все оно - мое! Я даже забор, который ты сделал, люблю как живой. И лавку на берегу. И наше Тихое озеро...
- А я тебя, тебя, и опять - тебя!
Они бросались обниматься, обласкивали словами окружавшие их вещи и, притихнув, грустили. Сколько ни заклинай мгновение остановиться, река времени течет, унося золотые песчинки. И всякое счастье подстерегает хмурая осень.
Глава 6
Спуск к Тихому озеру, сделанный Максом в ивняке, вел к мелкой прозрачной заводи. По сторонам в торжественном карауле стоял частокол осоки и плавали на зеркальной воде желтые кувшинки.
Маргарита умела входить в воду не слышно. Лишь разбегалась в обе стороны зыбкая рябь и узкое тело, зеленоватое сквозь слой воды, скользило в глубь озера. Отплыв чуть ни на середину, она оборачивалась, призывно махала Максиму рукой и плыла навстречу солнцу - утром - влево, на восток, вечером - прямо на закат, окрашивающий пурпуром потемневшую воду. За спиной по русалочьи колыхались длинные волосы и летел следом аромат радости, словно раскололи спелый арбуз.
Однажды теплым июльским вечером, особенно тихим и пахучим после прошумевших дождей, она попросила Максима подождать на берегу и припустилась к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188