- А как же со смирением: "На все воля Аллаха"?
- Не знаю. Вот когда буду совсем старый, седой, больной и мудрый, может быть тогда пойму и смирюсь... Но не сейчас. Сейчас не хочу верить в жестокость, несправедливость. Ну как я могу жаловаться, как могу роптать на что-то, если рядом со мной - ты! И разве мог бы смириться с жизнью без тебя?
...Амир появился неожиданно. Вырос среди кустов азалий как Рыцарь тьмы на средневековой гравюре. Белые одеяния не делали радостной его неподвижную фигуру, скорбно возвышающуюся над возлежащими в траве любовниками. Голова принца покоилась на коленях девушки среди вороха цветов, из которых она плела длинные гирлянды, довершая сходство с Идиллией. Венки прикрывали от солнца их головы, ожерельем свешивались на грудь и уже была почти готова первая набедренная повязка из лоз плюща, расцвеченного лиловыми звездочками.
Появление советника произвело на Бейлима удручающее впечатление. Он побледнел, будто увидел призрак, и смиренно прошептал:
- Уже пора?
Амир почтительно поклонился Антонии, жестом приостановив её порыв изменить позу. Повернувшись в задумчивости к морю, он ровным голосом сообщил:
- Мы обезвредили негодяев, посмевших совершить нападение Они немедля предстанут перед судом. надеюсь, вы здесь не очень скучали. Телевизор в доме, насколько мне известно, берет все американские программы и большинство европейских. Вчера транслировали великолепный концерт Поваротти из Ла Скала...
Заметив краем глаза, что молодые люди накрылись шелковыми покрывалами, Амир обратился к гостье:
- Во дворце все готово к отъезду мадемуазель Браун. Надеюсь, вы окажете честь отобедать с нами?.. И ещё одно приятное известие. (Советник не мог удержать вздоха.) - Вашему высочеству предстоит провести дома пару месяцев. Эмиру угодно совершить длительное путешествие по странам Латинской Америки. Все это время руководить страной будете Вы.
Амир глубоко поклонился принцу, чтобы не видеть отчаянных взглядов, которыми, он это знал, обменивались сраженные его сообщением молодые люди.
Часть III. "Да будет так!"
Глава I. Ласковая смерть
"Привет, старик! Сдается мне, ты совсем зачах над своими крысами и уродливыми барышнями, мечтающих убраться на тот свет с носиком Катрин Денев. Махнул бы к нам на недельку! Здесь шумно, весело, постоянный гудеж крутая компания подобралась. Шеф говорит, будем снимать весь июнь - ох, и забавная работенка попалась! Позавчера Олдес на "Хонде" свернул себе шею. Ну, не совсем, конечно, пока пофорсит в гипсе. Я пыхчу. И знаешь, когда с моста в воду через левый борт и прямо под брюхом вертолета с камерой - это только у меня выходит. Со мной даже режиссер здоровается. Когда снимаем, весь берег полон народу, на меня глазеют. Вечером девчонки у отеля ждут. Но я - крепкий орешек, хотя в этом деле и не промах.
Прости, старина, что не писал. Время нет, а звонить как-то глупо. Ты бы хоть по аллейкам трусцой бегал, а? Или найди на чердаке мои детские тренажеры. Приеду - проверю твои спортивные достижения. Но скоро не обещаю, после Калифорнии махнем в Сахару, вот где будет интересно!
Ну, смотри там, не слишком перегружай башку, больше работай бицепсами. И пошли всех крыс пофигу.
Малышка-Кристи."
Йохим внимательно рассмотрел открытку с изображением голливудских холмов и уставился в окно, полное раннего весеннего пробуждения.
Он постарался внушить себе, как прекрасно это бодрое утро природы, припомнить вкус радости, неизменно возникавший прежде, стоило лишь покрыться жасмину белой россыпью бутонов и вытянуть сирени тугие еще, едва лиловеющие свечи. Но ничего не почувствовал, кроме досады и пустоты, вдвойне глухой, когда вокруг радость начала - а ты торчишь один, пень-пнем, словно патрульный карабинер в карнавальной толпе.
- "Старик" - к нему ли обращался этот юноша, считающий слишком старомодным и выспренным слово "отец", а научные старания Пигмалиона скучноватым чудачеством? Его ли мальчик носится на съемках какого-то идиотского триллера, рискуя каждую минуту покинуть столь забавляющую его и так мало оберегаемую жизнь...
Странно... Необременительна, неосязаема и безрадостна нить родства. Всего лишь условность, атавистическая память плода о материнской пуповине, формальность плоти. Динстлер положил открытку в стол, где уже собралось с десяток подобных. За пять лет. Нет, конечно же он заскакивал в "Каштаны" один или с друзьями, неожиданно, как снег на голову и так же исчезал. Не успев заронить в тоскующую душу отца искру привязанности. Он даже не вспомнил, когда "старику" исполнилось пятьдесят.
Может быть, от значительности даты, а скорее всего от дождливых туч, портящих майский день, Динстлер понял, что потерпел полное фиаско. Жизнь ушла, оставив горечь непростительных ошибок, несбывшихся надежд и обидных разочарований.
После того, как он в беспамятстве "вылепил" из русской девушки новую копию Алисы, Йохим стал догадываться, что сошел с ума. Вернее - был безумен всегда. Нес печать инородности, бесовства с самого рождения. Поэтому и прилипло к нему дьявольское клеймо Майера, оттого и глумилась над ним судьба, лишив Алисы, дочери, а затем Ванды, сделав единственного сына неинтересным ему чужаком. Оглядываться на прожитую жизнь было страшно. Позади, как исковерканное взрывами, усеянное трупами поле брани, темнело прошлое. Впереди зияла насмешливая пасть пустоты. Одинокий, мрачный "старик", обреченный на муки совести и ад воспоминаний.
"Крис, Крис, мальчик ты мой! Жизнерадостный, бесшабашный оболтус... Будь счастлив, как сумеешь. Я не сумел." - Йохим извлек из ящика послания сына и, мелко изорвав, бросил в корзину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156