В голубом зале тихо звучала музыка - квартет старинных инструментов наигрывал нежные, украшенные легким дребезжанием челесты пьесы Люлли.
Потрескивали свечи, колебля трепетные язычки, благоухали фиалки. расставленные повсюду в низких широких вазонах, в распахнутых окнах на фоне ещё бледного, светлеющего к горизонту неба чернели стайки назойливой мошкары. Виктория огляделась - Алисы не было видно. От стола с напитками двигался к ней, небрежно держа два бокала и насмешливо улыбаясь, тот самый иллюзионист "с Лубянки".
...Хозяину вечера удалось исчезнуть на несколько минут, прихватив с собой Алису. Они поднялись по внутренней лестнице на верхний этаж и Лукка распахнул перед гостьей двери угловой комнаты. Алиса обомлела прямо на пороге. Конечно же, она узнала эту гигантскую кровать под балдахином "из виллы Боргезе", на которой они провели в Ассизи свою первую ночь. На стене у изголовья красовалась та самая фреска Джотто, где сквозь черты Девы Марии волшебно просвечивал облик Алисы.
- Мне сделали хорошую копию. Теперь совсем не обязательно гонять машину в Ассизи, чтобы посмотреть на тебя... А кровать я купил у сына владельца гостиницы. Сам разговорчивый сеньор умер... И вот ещё это, Лукка подтолкнул Алису к двери ванной комнаты. Там было все точно так же величественное седалище унитаза, мраморная купальня на львиных бронзовых лапах.
Алиса обхватила руками озябшие вдруг плечи и почувствовала навернувшиеся слезы. Лукка нежно обнял её, предоставив пролившемуся дождю свое черное фрачное плечо.
- Прости, девочка. Я думал, это получится смешно... Двадцать лет позади. У меня прекрасная жена, а я всегда буду любить тебя. Как мечту, как эти вновь и вновь расцветающие фиалки, этого Джотто... как самое лучшее, что выпало мне в этой жизни...
- Спасибо, спасибо, милый... Тогда, в лачуге Сан-Франциско, я думала,, что вижу тебя в последний раз... Если бы ты знал, как разрывалось от боли мое сердце... - прошептала Алиса, поднимая мокрое лицо.
Лукка прильнул губами к её дрожащему рту, проваливаясь в прошлое. Алиса с усилием оторвалась от него, переводя дыхание, и, подойдя к колонне, поддерживающей парчовый балдахин, нежно коснулась резного дерева.
- Я бы солгал, заявив, что это ложе дорого мне лишь как музейная ценность, а не факт моей биографии. Я бы многое отдал, поверь, чтобы в компании с тобой нарушить его царственное одиночество, - Лукка встал рядом, покрыв ладонью её спешащую ускользнуть руку.
- Увы, нас ждут, милый, - значительно сказала Алиса, подразумевая не оставленных гостей, а Лауру и далекого Остина...
...Мужчина протянул Виктории бокал шампанского:
- Привет. Рад снова видеть тебя. Были неприятности? Черная карма? Скорее, - золотая. - Он насмешливо посмотрел на растрепанную шевелюру Виктории. Ее рука непроизвольно поспешила поправить шпильки. - Оставь, не суетись, ты выглядишь шикарно. Даже слишком... - Он задумался, раскачиваясь на каблуках с каким-то небрежным изяществом и вдруг сказал, любопытно прищурившись:
- Я обратил внимание, как эффектно выступил твой жених. Мертвая петля над морем - красиво! И не так уж важно суметь выйти на финальный поклон. Лорд пренебрег этой условностью... Извини, я совсем по-другому воспринимаю смерть. У меня с ней особые отношения.
- Да, вы с ней на "ты", - нейтрально заметила Виктория, не зная, в каком тоне продолжать этот странный разговор.
- И с тобой тоже, - напомнил Ингмар о каких-то прежних встречах с Антонией.
- Так значит, если жених - лорд, к этому нельзя относиться серьезно? - с вызовом спросила Виктория, обидевшаяся за ту, что возможно сейчас рожает ребенка Астора. - Это обязательно расчет и никак не настоящая любовь?
Ингмар легко рассмеялся, будто услышал хорошую шутку:
- Поверь, я многое повидал и многих ценных вещей коснулся вот этими пальцами. А любви не встречал. Скажи мне, какая она?
Если бы не отзвук настоящей боли в последней фразе Мага, Виктория предпочла бы уйти. Но в желтых кошачьих глазах молодого человека сквозила животная тоска, пробивающаяся сквозь браваду и демонстративный цинизм.
- Может, выйдем в сад? Здесь душно, слишком много электричества в воздухе. Я чувствую приближение грозы. Завтра, между семью и восемью утра. В соседней деревне сгорит коровник...
Они вышли в парк, выглядевший совершенно сказочно с подсвеченными снизу деревьями и фонтанами. Пренебрегая скамейкой, Ингмар присел на каменную балюстраду, предложив Виктории место рядом. Но она отказалась, отойдя к фонтанчику и опустившись на камень.
- Ты как Русалочка из Копенгагена. И шлейф словно хвост... Так и подмывает сотворить что-то высокохудожественное. - Ингмар был высок, худ и чрезвычайно гибок. Наметанный взгляд Виктории сразу распознал "циркового". Но было и ещё что-то. Нет, не "лубянковское", скорее - "гамлетовское" скорбное, глухое, искрящееся блестками неожиданного веселья. Одинокие сполохи в ночи, фейерверк на кладбище. Выразительное лицо словно официально загримированное для роли кудесника - мрачная, подчиняющая красота. С вызовом, с намеком на скрытые страсти и тайные знания. Он угадал её мысли:
- Мне недавно предложили сняться в "Королеве Марго" в роли алхимика Рено - знаменитого отравителя, соратника милейшей мадам Медичи.
- Удачный выбор.
- А тебя не приглашали сыграть Марго? - Ингмар засмеялся совсем по-мальчишески и, подскочив, мгновенным скользящим движением извлек из прически Виктории шпильки. - Нет, ты все же Русалочка.
- А вы были гадким мальчишкой, подшучивающим над духовником. Вы были грозой школы и святой отец после каждой вашей выходки заставлял вас исповедоваться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156