Он отключил освещение, темный автомобиль несся вперед. Он ловко избежал столкновение в "Волгой" такси и на полном ходу врезался в мчащуюся на предельной скорости "Чайку".
Это были короткие мгновения, которые для Мстителя превратились в вечность. Мощный залп, ослепительный всполох полного, разрывающего сердце счастья. На грани света и последней тьмы витала, венчая Мстителя, охапка восхитительных камелий...
И ещё какая-то отдаленная, смутная догадка, на которую уже никогда не найти ответа: а может, в этом последнем мгновении и заключался смысл его жизни - тот непостижимый замысел, которым руководил Создатель?
Глава 44
Моя подруга Ассоль выглядит потрясающе. На "зеленый лимон", как утверждает она сама, имея в виду миллион баксов. Великолепная, несокрушимая самоуверенность.
Я вижу её в крошечном бирюзовом бюстгальтере и юбке из пестрого индонезийского батика - куска легкой ткани, схваченного узлом на бедре. Средиземноморский бриз вздымает расписанный бабочками подол, заламывает поля соломенной шляпы, подхватывая мягкие золотистые кудри. Прижав к голове приобретенный в африканской деревушке головной убор, Аська смеется. А за её спиной, за синевой морской глади, щедро украшенной белыми барашками, покачивается полоска каннского берега с едва различимыми в зелени садов виллами и крошечными суденышками у частных причалов.
В одном из них мы зафрахтовали на неделю "Эстрелью", что по-испански означает "Звезда". "Эстрелья" далеко не самая крупная яхта, зато, на мой взгляд, самая красивая. Темное полированное дерево, сплошь покрывающее палубную часть белого суденышка, начищенная, горящая на солнце латунь, и легкие, наполненные ветром паруса навевают легкие мечты о дальних странствиях - тех забавных, полных открытий и приключений, о которых взахлеб читалось в детстве, с ангиной и градусником под мышкой среди снежных завалом московской зимы.
У нас три человека команды и вольный маршрут, готовый измениться по капризу любого из путешественников. Но никто не рвется к туристическим приключениями не ждет от путешествия ничего, кроме того, что у нас уже есть - благодушного, полного созерцательной лени покоя. Правда, беззаботное веселье и невозмутимое спокойствие члены нашей маленькой компании усердно наигрывают. Внимательно приглядываясь ко мне, они ждут того дня, когда я, наконец, встряхнусь, прямо посмотрю им в глаза и объявлю: "Хватит, дорогие мои! Я в полном порядке, я такая же, как вы - сильная, благоразумная, великодушная. Я способна выслушать и понять все".
Два месяца, проведенные в клинике нервных болезней, вернули мою "поехавшую крышу" на место. Бывшие коллеги старались сделать все, чтобы деликатно, неоперативным путем вытащить из моего сознания ядовитое жало воспоминаний. Все случившееся в начале лета, теперь выглядело мне сквозь мягкую пелену, не причиняя острую боль. Не теряя логической нити, не проваливаясь в омуты хаоса и мрака, я могла размышлять о пережитом. Ко мне вернулся дар речи.
После того, как я начала говорить, Вадик Дроздов - мой лечащий врач, бывший однокурсник и поклонник, заявил: "А теперь доктор Баташова расскажет нам, как все это называется и какие ошибки допущены в проведении лечения". Глаза у него были настороженные и в то же время - насмешливые, как у взрослого, следящего за делающим первые шаги ребенком.
- Прежде всего, могу сообщить, что гипотеза о психической неполноценности всех психиатров ещё раз подтверждена. Я и ты, Вадим, блестящее тому доказательство.
- Польщен. Рад оказаться в прекрасной компании... А что ты, собственно, обнаружила у меня кроме незаурядного чувства юмора и чрезмерного добродушия?
- Манию величия! И патологическое легкомыслие. Нельзя гарантировать "полнейшее выздоровление" таким как я. Тем более, применяя более чем мягкую терапию. Я контролировала, естественно, все уколы и проглоченные таблетки.
- Так я же велел сестрам подменять упаковки. И ненавязчиво проводил курс внушения... Помнишь, как мы сбежали с тобой на фестивальный просмотр в Лужники? Ты-то сама ушла с немецкой кинокомедии, а мне посоветовала досидеть до конца. поскольку фильм - "сплошная эротика". Ха! - Вадик покачал головой. - Я досидел. И потом ещё долго был уверен, что женщина в кружевном бюстгальтере, по ошибке открывшая дверь продавцу пылесосов, и мужчина, выскочивший в одних трусах на автобусную остановку, - это и есть эротика.
- У меня всегда был незаурядный дар внушения и, как оказалось недавно, ясновидения. Кроме того, процессы торможения в моей подкорке носят обратимый характер. Можешь не прислушиваться - речь восстановилась полностью и заикаться я не собираюсь. Вадим глянул весьма настороженно. Он опасался, что установленная им "блокировка" болевых точек сознания не выдержит напора внезапно вернувшейся памяти и вернув свое прошлое, я погружусь в депрессию.
Я не стала сообщать Вадиму, что уже неделю, прежде чем продемонстрировать ему восстановленную речь, нашептывала ночами любимые стихи. Вначале школьные, совсем безобидные, потом - взрослее и серьезнее. Огненной точкой, к которой нельзя было прикасаться, светились строки Бродского. Я потихоньку подкралась к ним и прочла:
Один раз, два, три...
А потом прошептала то, что словно бомбу с часовым механизмом так долго носила в себе: "Я за тебя боюсь, я на тебя молюсь...
И больше ничего... Прощай..."
Меня отдали Сергею, заручившись обещанием, что через день он увезет меня на юг Франции, где сентябрь такой золотой и "лето" настолько бабье, как только может пожелать самый потерянный в ледяных лабиринтах тоски псих.
По дороге в Сен-Тропез Сергей осторожно готовил меня к сюрпризу, пододвигая к чашечке чисто символического кофе таблетку успокоительного, рекомендованного Вадиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155