-- Кстати, эта машина вам не знакома, не попадалась на глаза в то утро? -- спросил я на всякий случай.
-- Молодой человек, -- сказал Заклепкин, -- перестаньте меня пугать вопросами. Не таких видели, -- повернулся и ушел.
Я понял, что разговаривать со мной без санкции прокурора он больше не станет, позвонил Горчицыну из ближайшего автомата и велел ждать меня.
Горчицын приоткрыл дверь, троекратно переспросив "кто", и выглядел более испуганным, нежели Заклепкин. Впрочем, пугливость его нашла объяснение, едва он зажег свет в прихожей: под правым глазом Горчицына темнел синяк -- родной брат моему.
-- Когда вас приложили? -- спросил я.
-- Вчера вечером.
-- Подробнее.
-- Трое поймали в подъезде. Я их запомнил, у одного кличка "Квелый".
-- Хорошая кличка для мордобойцы, -- сказал я. -- Давайте пройдем в комнату, и вы на листе бумаги напишите приметы и вообще весь ход событий с диалогами.
Он послушно сел за стол и взял ручку, а я терпеливо подождал.
-- А хуже не будет? -- спросил Горчицын, передавая листок.
-- Вы забыли указать мотивы избиения.
-- Ума не приложу.
-- Все-таки напрягитесь и приложите, -- велел я и взялся подсказывать, -- месть, деньги, ревность, дурная болезнь...
Он замахал руками:
-- СПИДом только на уколах заражаются. Я думаю, может быть, Терентьевич. Только ему не говорите.
-- А почему не ваши коллеги по сауне?
-- Но вы-то что им сделали?
-- Согласен. Но почему Терентьевич? Что я ему сделал? В глаза не видел!
-- А мне он угрожал: если ты, извращенец, коснешься моей женщины, -- сильно пожалеешь.
-- И какая женщина его?
-- Марина Размахаева.
-- Вот как? -- удивился я. -- И когда же она стала его: до смерти Шекельграббера или после?
-- Я им свечку не держал.
-- Жалко. А как вы касались Размахаевой?
-- Она приезжала на массаж.
-- Почему же Терентьевич просто не велел наложнице поменять сауну?
-- Я ее тоже просил, но она упрямая. Она всегда делает наперекор.
-- А за что, по-вашему, напали на меня? Я Размахаеву даже не гладил.
Он ухмыльнулся:
-- Вам лучше знать.
-- Хорошо, -- согласился я, -- к ней еще ездит Поглощаев, но у него-то нет фингала под правым глазом.
-- Может, сегодня появится, -- философски заметил Горчицын.
-- Кстати, что общего у Поглощаева с Размахаевой?
-- Спросите у них.
-- А вы не знаете?
-- Нет и не хочу. Так проще жить.
-- Мне казалось, что вы близкий друг Поглощаева. Вместе в Сандуны ходите.
-- Если вы думаете, что это я украл в бане его документы, то заблуждаетесь. Мне только в тюрьму угодить не хватало.
-- По-моему, там бы вы с лихвой решили свои сексуальные проблемы.
-- Не надо, -- попросил он слезно, -- не издевайтесь надо мной.
Я пожалел о сказанном.
-- Вспомните, кто делил с вами кабинку в Сандунах.
-- В бане все одинаковые.
Может быть, Поглощаев сам спрятал документы? -- подумал я. -- А какие у него основания? Во-первых, те, о которых я не подозреваю. Во-вторых, попугать самого себя до смерти. В-третьих, потратиться на частного сыщика. В-четвертых, заподозрить Горчицына. Ну и темная лошадка, этот Поглощаев. Сразу видно советского буржуя. Капиталист исподтишка.
-- Мог ли Терентьевич из ревности убить Шекельграббера? -спросил я.
-- Ну что вы меня все время спрашиваете? -- устало сказал Горчицын. -- Сами сообразите. Убить, наверное, не мог: нас же не убили. Но его ребята могли перестараться.
-- Тем более мы с Размахаевой не жили.
-- Вот именно, только гладили.
-- Куда вы из сауны поехали с Размахаевой позавчера?
-- Ей надо было кое-что купить у моих знакомых.
-- Ну что? Говорите. Или мне клещи взять и заставить вас язык высунуть.
-- Они хотели построить дачу под Москвой, но потом пришел вызов из Израиля. Вот этот кирпичный полуфабрикат и торговали.
-- Уверен, сошлись на миллионе деревянных.
-- Да, где-то так.
-- А вам не кажется странным, что за похищенные документы с Шекельграббера потребовали ту же сумму?
-- А вам не кажется странным, что с Шекельграббера за документы потребовали такую несуразную сумму? Хлопоты с оформлением новых стоят гораздо дешевле. Если, конечно, ты чист перед законом и паспорт у тебя не поддельный.
-- Как вы относились к Шекельграбберу?
-- Ну какое это теперь имеет значение, -- устало ответил он.
-- Ладно, пойду, -- сказал я и поднялся. -- А Квелого я вам через пару дней связанным предоставлю. Но услуга за услугу. Вы в понедельник будете в "Долине царей"?
-- Да, -- ответил он, -- привезут клиента. Придется повозиться.
-- Вот деньги. Купите, пожалуйста, букет роз и подарите от моего имени Кувыркалкиной.
-- С удовольствием, но вряд ли она возьмет цветы из моих рук. Я для нее парасхит.
-- Кто-кто?
-- Так в древнем Египте назывались те, кто чистил трупы перед бальзамированием.
Уже стоя в проеме дверей, он вдруг сказал:
-- Был там один дед...
-- Где? -- не сообразил я.
-- В Сандунах, -- сказал Горчицын. -- Я его случайно запомнил. Никогда не видел, чтобы в баню с собакой приходили.
-- То есть?
-- Пришел с собакой. Его не пустили. Тогда он привязал ее у входа в мужское отделение, и она скулила, пока банщик не заехал ей по морде мокрой тряпкой. Дед его чуть не убил.
-- Какой породы была собака?
-- Белый пудель...
-- Вы эти выходные лучше посидите дома от греха.
Оставшись на лестничной клетке, я вскрыл распределительный щит и вырвал провода телефона, которые вели в квартиру Горчицына...
Лучшие страны гибнут от демократии. Тут даже спорить не о чем. Возьми любой крупный европейский город, там давно негры, арабы и турки численностью забили коренное население. И так повсеместно, разве что Япония еще держится, но только за счет неповторимой работоспособности граждан: любой пришелец там выглядит бездельником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29