Я не хотел ждать и бросил портмоне на стол. Он сразу положил трубку и спросил:
-- Откуда?
-- Лучше вспомните, кто еще сидел рядом с вами в бане.
-- Ну, один такой... Впрочем, не помню. Постойте-постойте, а где деньги?
-- Денег не было, -- соврал я.
-- Куда же они делись?
Я пожал плечами.
-- Вы нашли портмоне в бане?
-- Нет, -- соврал я.
-- Слава Богу! Я уж на Горчицына подумал. А где?
-- Не скажу.
-- Я плачу вам деньги.
-- Эта находка контрактом не оговорена. Я принес документы из человеколюбия: чтобы вы по ночам спали спокойно, -- и надеюсь, что вы оцените его по достоинству.
-- Ну а что с делом Шекельграббера? -- спросил Кашлин.
-- Копаю потихоньку. Милиционеров уже проверил, -- соврал я. -- теперь проверяю бывших гаишников.
Денег за находку Поглощаев не дал, наверное, подумал, что оформить новые вышло бы дешевле. Настроения его поступок мне не прибавил. Зато Кувыркалкина сказала в дверях:
-- Уже домой? Какое совпадение: я тоже.
-- Переходим на "ты" и уходим вместе, -- предложил я.
У ворот больницы нас чуть не сбила машина. Из кабины выскочил Опрелин.
-- Куда вы ведете мою жену? -- спросил он, не извинившись.
-- На следственный эксперимент, -- ответил я.
-- Давайте подвезу, -- предложил он.
-- Тебе Поглощаев сейчас голову оторвет! -- сказала Кувыркалкина. -- Он во сколько велел быть?
-- Ну ладно! -- рявкнул Опрелин и укатил.
Пришлось мне снова брать такси, а в ресторане -- еду и выпивку с собой. Сплошные траты с этой перестройкой и инфляцией. Еще три года назад ни одна женщина мне дороже рубля не обходилась. Да и рубль чаще всего был ее собственный. А теперь от нулей в голове Олимпиада мерещится...
Кувыркалкина покинула постель в десятом часу. (Если уж очень хочется, можно посчитать, что за найденные документы Поглощаев расплатился секретаршей.) Под воздействием винных паров и похоти я кое-что выведал. Например, что до меня ей не раз приходилось раздвигать ноги перед Кашлиным. Впрочем, законченной шлюхой она не была, скорее, мстила мужу, чем могла и умела. Еще сказала, что Кашлин и Шекельграббер думали распустить фирму, а на ее месте создать ту же самую, но без Поглощаева в соучредителях. Я бы не удивился, если б узнал, что Поглощаев с каким-нибудь Навыдовым думают о том же самом, и попросил у нее список клиентов фирмы, так, для проформы: я не знал, что с ним делать. Она обещала. Ну как отказать новому любимому!..
Хорошая девушка. Надо с ней дружить. По крайней мере, всегда взаймы даст и обедом накормит. Странно только, что на ее месте я весь вечер представлял Размахаеву и даже два раза назвал Мариной.
Перед сном я не вытерпел и еще раз набрал номер зиц-вдовы Шекельграббера. Она сняла трубку, а я повесил. Но скоро мой телефон зазвонил.
-- Вы знаете, Валера, -- сказала Размахаева. -- Сегодня весь день кто-то звонит и вешает трубку.
-- Как вы узнали мой номер?
-- Я и говорю: целый день звонят, а у меня стоит определитель. Вот и пять минут назад позвонили, помолчали и дали отбой. Я набрала вслед и попала на вас, -- объяснила она. -- Зачем вы ходили за мной полдня? Наверное, хотели пригласить в ресторан и не решались подойти?
-- А зачем вы наврали мне про какого-то закавказца?
-- Помилуйте! Приврала совсем чуть-чуть. Его действительно упекли в тюрьму, только не я, а отец по моей просьбе.
-- А кто он, ваш отец?
-- Большой человек был. Но теперь у него своя жизнь на пенсии, а меня он сторонится.
-- Можно я зайду к вам завтра часов в шесть?
-- Нет, нельзя, -- сказала она. -- И вообще отстаньте. Я ничего интересного вам не скажу и не сделаю.
-- Но помочь вы мне обязаны. Вы же не хотите, чтобы Шекельграббер остался неотомщенным! Все-таки он звал вас Мунькой.
-- Скотина! -- рявкнула она и бросила трубку.
Может, и скотина, а только правду сказал, -- подумал я и услышал звонок в дверь. На вопрос: "Кто там?" -- ответили:
-- Телеграмма. "Молния".
Хотя я знал, что в Москве открывать незнакомым нельзя, что у почтальона голос женский, но открыл из любопытства, увидел кулак в полете и потерял сознание...
Очнулся я через десять минут, если верить часам. Кое-как дополз до ванной, кое-как разделся и осмотрел себя в зеркало. Досталось крепко, и не только физиономии. Она-то, пожалуй, отделалась легче всего -- одним синяком, а вот печени и почкам пришлось несладко от чьих-то каблуков. Нагибаться, что ли, им было лень. Вообще, синяков оказалось несчитано. Я налил ванну холодной водой и забрался по макушку, благо организм от побоев на температуру не реагировал...
Вот она, жизнь московская! Непонятная, запредельная. Человека чуть не убивают на пороге дома, а соседям даже лень рожу высунуть и посмотреть, что за шум такой в общем коридоре? Как в Америке, ей-богу! Все-таки спросить их надо. Может, в "глазок" видели или в щелку, трусы поганые.
Я запланировал с утра пораньше сфотографировать Заклепкина и Квочкина, чтобы иметь на руках снимки всех, повязанных на "деле" Шекельграббера, но теперь стоило всерьез заняться здоровьем. Поэтому я решил убить двух кроликов: попарить кости в сауне и принять массаж от рук Горчицына, а заодно и самому пощупать его вопросами.
Когда я уже собрался выходить, прихрамывая и держась ладонью за поясницу, раздался звонок.
-- Тебя предупредили, -- сказала трубка, опустив привычное "алло".
Я рассвирепел:
-- Ты, урод, передай Опрелину, что его жена будет носить ожерелье из его и твоих зубов!
В трубке рассмеялись:
-- Опрелину?.. Ах ты кот! Ладно, передам при встрече. Может, и он тебе рожу начистит...
Без всякой надежды я обзвонил квартиры в коридоре. Один сосед якобы рано лег, другой просто не открыл мне, хотя топтался за дверью и вздыхал от нерешительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29