Иными словами, каждому воздастся по его устремлениям. Но, с другой стороны, кризис настал в самое некризисное время.
И далее: пострадавший - человек стихии. Его поступки определяются порывами. Именно такая категория людей больше всего склонна к самоубийствам. Но, с другой стороны, человек стихии тщательно готовится к самоубийству: заранее приобретает веревку, тщательно натирает её мылом. Предположение, что и то и другое он приобрел по пути, вряд ли достоверно.
По пути он не мог приобрести веревки с мылом по трем причинам: первая - он выбежал из дома без копейки денег, вторая - парфюмерные и хозяйственные магазины начинают работать с десяти, третье - у него на это не было времени. Согласно показаниям жены, из дома он выбежал в семь тридцать, а на работу прибыл ровно в восемь. От улицы Подвойского, где он жил, до Волкова переулка, где находится журнал, как раз тридцать минут легким бегом. И, наконец, четвертое: вахтер утверждает, что не видел в руках у сотрудника никакой веревки.
Далее, если исходить из логики, получалась совершеннейшая белиберда, никак не согласующаяся с категорией индивидуума, которым движут порывы: бедняга явился на работу только для того, чтобы повеситься. Даже удивительно, как он в семь тридцать в бодром и приподнятом настроении выбежал из дома, а в восемь пятнадцать уже висел в петле. А ведь нужно ещё затащить из коридора стол, натереть веревку мылом, сделать петлю, накинуть веревку на крючок, привязать конец к ручке двери, затем вынести стол обратно... И все это за десять-пятнадцать минут?
Следователь ходил по редакции, беседовал с сотрудниками, и никого не удивляло, что заведующий отделом поэзии закончил именно в петле. Этому способствовало все: его профессиональная невостребованность, нищета, неизлечимая болезнь и как следствие - беспутная жизнь с бесконечными пьянками. А тут ещё полное непонимание жены. Куда деваться? Только в петлю.
С невостребованностью и нищетой было понятно. Порывы души и болезненную ранимость сотрудники тоже не отрицали. Но было полная неясность с женой. Про неё литераторы и редактор явно что-то не договаривали. Да и Батурину она показалась несколько равнодушной к самоубийству мужа. Во т это равнодушие и сбивало с толку.
Если бы она чувствовала себя виноватой, то её реакция была бы кардинально противоположной. Глаз у следователя наметан. Истерику во время разговора она бы закатила. Но Римма Герасимовна не обронила даже слезинки. "Здесь что-то не так", - чувствовал Анатолий Семенович, и никак не мог уловить логику происшедшего.
Еще одну вещь заметил следователь. Сотрудники без особого тепла отзывались о своем рано ушедшем товарище. Конечно, все были полны гневного сочувствия и ругали ныне действующий режим, враждебный к мастерам художественного слова, но истинной жалости к Вороновичу не исходило ни от кого, если не считать заведующего отделом критики Арнольда Чекушкина. Самоубийство друга его действительно потрясло.
- Так я и знал. Я это предчувствовал, - утирал красные глаза критик. Вы знаете, он был человеком чести, поэтому и покончил жизнь самоубийством. Но не мог он жить с этой мерзостью в груди. Не тот он человек.
- Поясните, Арнольд Евсеевич, - попросил следователь, отметив некоторую дрожь в голосе собеседника.
Критик посмотрел следователю прямо в глаза и произнес почему-то полушепотом:
- Я вам скажу всю правду. Но это не для протокола, а для общего понимания.
Критик прежде, чем начать, почему-то оглянулся на двери и трусливо втянул голову в плечи.
- Только я один знаю, почему повесился Натан. Мы были с ним больше чем друзья. Никого не слушайте, особенно его жену, которая его в грош не ставила и которая, наверное, говорила, что у Натана был пьяный заход. Это ложь! - Глаза критика брызнули злостью. - Два месяца назад он мне сказал, что зарекся не пить до конца жизни. И все потому, что он совершил подлость по отношению к одной девушке. Когда он это понял, то не мог себе простить.
- К какой девушке? - подозрительно поднял бровь следователь. - И что за подлость?
- Этого я вам сказать не могу, - замахал руками критик и снова оглянулся на дверь. - Это не моя тайна. Тут замешана честь дамы.
Выцветшие глаза критика блеснули благородным блеском и внезапно наполнились слезами. Он со свистом вздохнул и расстроенно покачал головой.
- Это был последний человек, для которого благородство что-то значило...
- Нет, Арнольд Евсееевич, - строго перебил Батурин. - Уж если начали договаривайте. Что это была за девушка, и какую подлость совершил ваш друг. Полагаю, речь идет о Калининой?
Критик взглянул на следователя совершенно сумасшедшими глазами. "Типичный идиот, а ещё критик", - мелькнуло в голове у полковника.
- Откуда вы узнали? - выдавил Чекушкин.
- Она первая увидела его в петле.
- Инга все-таки пришла! - воскликнул критик. - Боже мой! Почему он её не дождался? Ведь она, несмотря ни на что, пришла.
Арнольд Евсеевич шлепнул ладонью по виску и страдальчески простонал. Следователь недовольно заерзал на стуле.
- Вы говорите загадками. Объясните наконец, в чем дело?
- Хорошо. Я все расскажу, - со вздохом произнес критик и поднял грустные глаза на следователя. - Но не для протокола, естественно, а для общего понима ния. Если очень коротко, то у Натана с Ингой был роман. Инга в него влюбилась, как кошка. Ну, знаете, как это бывает у юных девушек. Натан же к ней всегда относился с некоторой прохладцей. Их роман длился около двух лет. Для увлекающейся натуры Натана это очень много. Душа поэта требует вечного обновления. Таков закон! И вот Натану она порядком надоела, и он решил её продать своему приятелю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61