Итак, "я не преследую цель оправдать себя ни перед Господом, ни перед людьми". Так я записал в дневнике. Второе: "Я не хотел бы, чтобы мои записки кто-нибудь прочел". Когда я почувствую, что мне приходит конец, я постараюсь их уничтожить. Третье: "Несмотря ни на что, я снова начал осознавать себя. Я как будто заново родился. Точнее, наконец проснулся!" Вот же черт!
Это случилось в ванной, когда я в одежде и обуви стоял под ледяным душем. Я отметил, что сегодня утром уже стоял под этим душем, но это был не я. Вернее, я наполовину. Точнее сказать, я полуспящий. И вот теперь пробудился. А до этого я чувствовал, как мне молотят по щекам. Я ещё подумал, что пробуждение в этом мире всегда происходит через какие-то шлепки.
Кстати, от кого-то я слышал, что чем полнее пробужден человек, тем он больше помнит из собственного детства. Толстой, к примеру, помнил, как его пеленали. Я же помню, как меня отпускали на Землю. Можете не верить. Это ровным счетом ничего не меняет ни во мне, ни в устройстве этого скучного мира.
Как сейчас, себя вижу в каком-то сумрачном, густо населенном месте. Не могу сказать, что это за место и кем оно было населено, но даю голову на отсечение, что оно существует и по сей день и что все, о чем я рассказываю, происходило до моего рождения. Наиболее характерные ощущения, оставшиеся в памяти, - тоска, безлюбовье и вечное отсутствие света. Сзади смутно вырисовывался темный барак, коридоры которого уходили глубоко вниз. Меня вызвал на поверхность какой-то старичок в холщовой рубахе, выпущенной поверх льняных портков. Он хмуро приблизился и как-то очень просто и буднично произнес:
- Собирайся, пойдешь на Землю.
- Кто? Я?
- Ну не я же.
- Вы это серьезно?
- Серьезнее некуда.
- Вот же черт! Учитель! Как я счастлив!
- Не поминай черта всуе!
- Вы отпускаете меня с миссией?
- Отпускаю в последний раз.
- А дальше?
- Много будешь знать - скоро состаришься.
- Значит, я доживу до старости?
- Если не убьют.
- Что вы такое говорите, учитель? Неужели там убивают?
- Случается. Иногда даже топорами.
"Как же там все беспросветно, - подумал я, но вскоре прогнал эту мысль прочь. - Пустяки! Любой беспросвет можно скрасить любовью..."
И в ту же минуту из барака выпорхнула встревоженная девушка, той самой первозданной красоты, к которой всегда стремилась моя душа. Она ласково и трепетно обняла меня, и мою сущность обволокло сладкой истомой. Это была она. Но, боже мой, почему я об этом догадался только сейчас? Тогда бы моя жизнь не закончилась так глупо! Однако даже она не заронила во мне ни капли сомнения в необходимости командировки на Землю. Старик, отведя глаза, треснувшим голосом прошамкал:
- Она останется здесь. Учти. Ты будешь искать её и не найдешь, а похожие на неё будут приносить тебе только страдания...
Страдания? Какой вздор! Страдания - выдумки непросветленных людей. К тому же физические страдания - это ничто по сравнению с вечными сумерками и безлюбовью...
Однако, черт возьми! Кто так остервенело хлещет меня по щекам? Пришлось сделать усилие, чтобы поднять веки, и я почувствовал неимоверную тяжесть на сердце и бессмысленный шум в ушах. Я открыл глаза и сквозь туман увидел испуганную соседку, тормошившую меня за ворот. С ней было ещё двое: дядя Коля, старший по дому, и дворник (не знаю, как зовут). Окна и двери были открыты настежь. Шевелюру мою шевелил сквозняк.
- Ну, слава богу, ожил! - облегченно вздохнула соседка. - Мы думали, вам конец. Даже "скорую" вызвали.
- Что случилось, Марья Ивановна? - удивился я, с трудом отлепляя чугунную башку от мягкой спинки кресла.
- Это вас нужно спросить, что случилось! - ответила Марья Ивановна сердито. - Вы чуть не взорвали весь дом. Ладно вот Николай Петрович сразу почувствовал запах газа. Ему скажите спасибо! Это просто чудо, что ваша дверь оказалась не запертой. А то мы уже приготовились ломать. А если бы кто-нибудь зашел с сигаретой в подъезд?! Все - кранты! Разнесло бы к чертовой матери, как в Бийске. Как же вы так, Саша? От вас вроде не пахнет.
Пришлось сделать изумленные глаза и кинуть взор на газовую плиту. Голова продолжала гудеть.
- Извините, Марья Ивановна. Я только что приехал из командировки. Не думайте, что я пьян. Я просто устал как собака. Поставил на плиту кофеварку и сам не помню, как отрубился...
Убежавший кофе, заливший конфорку, красноречиво свидетельствовал об искренности моих слов. Старший по дому укоризненно покачал головой и нравоучительно изрек, что лучше бы я напился, тогда возможно бы ничего не произошло, поскольку алкоголь прочищает мозги. Пришлось долго извиняться, оправдываться и обещать, что впредь буду широко пользоваться его советом. Еще немного постыдив, делегация направилась к выходу. Но, прежде чем исчезнуть окончательно, Марья Ивановна трижды обернулась и трижды напомнила, что своим нюхом спасла мне жизнь. Я трижды поблагодарил её за нюх и, наконец, захлопнул за ними дверь.
После того как они ушли, я поплелся в ванную, стараясь не глядеть в комнату, где у окна ещё стояло её кресло. От кресла нужно избавиться как можно скорее. Оно, купленное когда-то в самом дорогом антикварном магазине, красноречиво свидетельствовало о моем падении.
Признаюсь, я слукавил. Конечно, я не помню, что было до моего рождения. Тот старик в холщовой рубахе и девушка, выпорхнувшая из барака, приснились мне после развода с моей первой женой. Но это не был сон. Это было воспоминание. Только сейчас начинаю соображать, зачем оно мне было ниспослано. Я даже вспомнил слова старика относительно моей первой жены.
- Что, не понравилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10