Глаза тускнели, и уголки губ опускались. Но неожиданно её взгляд вспыхнул, и Лилечка произнесла:
- Но ведь ходит легенда, будто Пикассо перед смертью признался, что настоящего таланта художника у него не было и он всю жизнь дурачил толстосумов.
- Думаю, что это не легенда, а сущая правда! - поддержал базар Берестов, отмечая, что Лилечка ожила и теперь можно будет полюбопытствовать о том, как Авекян подобрал её на базаре.
- Я, кстати, больше люблю современную скульптуру, - неожиданно заявила Лилечка. - А к живописи отношусь прохладно. Когда я была в Варшавском национальном музее, то в зале скульптуры провела целый день.
- Ты была в Варшавском национальном музее? - удивился Берестов. - И я там был! Теперь я вспомнил, где тебя видел до "Московских вестей". Кстати, в каком году ты была?
- В девяносто четвертом, - ответила Лилечка.
- А я в восемьдесят девятом, - грустно покачал головой Берестов. Жаль, что мы не встретились в Варшаве в восемьдесят девятом.
- В восемьдесят девятом я училась в шестом классе, - улыбнулась Лилечка. - Вряд ли бы родители меня отпустили одну.
В это время, когда глаза Лилечки потеплели и разговор стал принимать шаловливые оттенки, на лестницу разнузданной ордой ввалилась толпа измученных кислородом журналистов. Они все разом загалдели о Гусинском и все разом закурили, с наслаждением вдыхая законные порции никотина. Некурящему Берестову ничего не осталось, как послать прощальный взор Лилечке и в тоске покинуть лестницу.
"Иллюзии рассеются как дым, - почему-то пришло в голову. - Пора наконец написать о Минаеве".
23
На другое утро, не успел Леонид переступить порог редакции, как ему навстречу метнулась секретарша Оля.
- Вам звонили из милиции, - обрадованно сообщила она. - Просили позвонить вот по этому номеру.
Берестов взял из её рук листок и прочел: "Срочно позвонить полковнику Григорьеву". Он вопросительно взглянул на Олю. Глаза секретарши излучали радостный блеск, выражавший: "Я так и знала, что кончится именно этим!"
- Кто этот полковник? - поинтересовался Берестов.
Оля вместо ответа ехидно развела руками. Берестов с минуту вглядывался в её голубые, вечно смеющиеся глаза и вдруг хлопнул себя по лбу.
- Вспомнил!
Да это же начальник ОВД "Полежаевское"! Неделю назад он звонил его секретарше с просьбой записать на прием. Очень вовремя! Как раз назрели вопросы.
Берестов поспешил к телефону, а Оля крикнула вслед:
- Вам Ашот Арестокесович запретил заниматься убийством!
- Занимайся своим делом! - буркнул через плечо Берестов и набрал номер.
Трубку взял сам полковник Григорьев.
- Что же вы, позвонили и пропали?
- Извините, закрутился. Я хотел задать вам несколько вопросов относительно дела шестилетней давности.
- Задавайте.
- Эта касается убийства Алексея Климентьева.
Полковник задумался:
- Честно говоря, не помню. Расследованием убийств занимается прокуратура. Мы выезжаем на место преступления и ведем оперативную работу по розыску преступника.
- Дело в том, что по этому убийству не было возбуждено уголовного дела. Дело даже не было передано в прокуратуру.
На том конце провода возникла недоуменная пауза. Затем раздался скрежет, похожий на скрип открываемой двери, и голос коротко произнес:
- Почему?
- Вот это я и пытаюсь выяснить! - обрадованно воскликнул Берестов. - И не я один. Мать убитого, Зинаида Петровна Климентьева, шестой год добивается возбуждения уголовного дела по факту убийства сына, и все безрезультатно.
- Теперь я понял, о чем идет речь, - произнес полковник. - Она ко мне приходила. Ну да! Теперь окончательно вспомнил! Был у меня с ней разговор. Но сразу вас разочарую: никакого убийства не было. Ее сын умер от сердечного приступа.
- Однако есть много фактов, доказывающих противоположное. Например, жильцы дома категорически не верят в то, что смерть их соседа наступила от сердечной недостаточности. Даже сама следственная группа, прибывшая по вызову, была уверена, что это убийство.
- Кто, например? - спросил полковник.
- Я не знаю кто. Я поэтому к вам и обращаюсь, чтобы вы помогли мне разыскать выезжавших в ту ночь оперативников.
Третья пауза воцарилась на том конце провода. Она была настолько длинной, что Берестов подумал: "А не перезвонить ли?" Но полковник все-таки подал голос:
- Подъезжайте! Я приглашу следственную группу.
Берестов просто ошалел от такой удачи. Он издал победный возглас на манер гурона и принялся заталкивать в диктофон свежие батарейки. Затем, отбив ногами "Макарену", крикнул секретарше: "На летучку не иду! У меня интервью!" И выбежал из редакции вон. Полчаса спустя он уже сидел в кабинете полковника милиции Виктора Григорьева.
Начальнику УОВД было около пятидесяти. Сухощав, собран, проницателен. Взгляд внимательный, волосы зачесаны назад, на висках благородная седина. На Берестова он произвел приятное впечатление.
- Я поднял список. Из шести человек следственной группы, которые выезжали на Большую Дорогомиловскую седьмого марта тысяча девятьсот девяносто четвертого года, у нас в отделении остался только один - капитан Батурин. Анатолий Семенович. Тогда он был лейтенантом. Сейчас он подойдет.
- А где же остальные? - удивился Берестов.
- Служат в других местах. Двое уже возглавляют районные отделения. Один в министерстве, другой в аппарате президента. Словом, ребята растут, с гордостью произнес полковник.
Через некоторое время в кабинет вошел высокий бритый мужчина в милицейской форме, с рыжими усами и насмешливым взглядом.
- Капитан Батурин по вашему приказанию прибыл, - отчеканил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62