Ратников что было сил навалился на весла. Шлюпку покачивало — шла килевая качка, слышно было, как шипит у форштевня вода, несильный теплый ветер дул попутно. Ратников обрадовался этому доброму помощнику, решил, что направление будет держать не только по звездам, но и по нему.
Легонько поскрипывали уключины, всхлипывали, ластились волны у бортов. Ходко шла шлюпка. Казалось, ночь, все пространство кругом зашторено наглухо черными тяжелыми занавесками, даже дышалось трудно — такой плотной была темнота. Если бы не звезды над головой, не Млечный Путь, как бы подсвеченный изнутри, можно было подумать, что шлюпка идет в какой-то сплошной, немыслимой слепоте.
— Ничего не видать, как в дегте плывем, — прошептала Маша испуганно. — Заблудимся ненароком.
— Накаркаешь! — прикрикнул на нее шкипер. — Замолчи!
— Хватит с меня, не могу больше терпеть, — всхлипнула Маша. — Уйду, только б до берега добраться.
— Куда ты денешься, дурочка? К немцам пойдешь? Да если б не я…
— Вот что, шкипер! — Ратников резко откинулся всем корпусом. Он греб уже около часа, сбросил мокрую от пота рубаху, сидел голый по пояс. Влажные плечи его лоснились в темноте. — Бог тебя не накажет, это ясно. А я вот накажу, если не перестанешь издеваться над человеком. За борт можешь сыграть!
Ратников взял автомат, перебрался на корму. Все так же попутно дул ветер. Шкипер греб сильно, умеючи, и Ратников с удовольствием это про себя отметил. Он подумал, что хорошо бы приладить какой-никакой парус, тогда дело пошло бы и вовсе мирово, но из этой затеи сейчас ничего, конечно, не выйдет, это ясно, а вот раньше, на барже, можно было соорудить что-нибудь наподобие мачты, вырезать кусок брезента для паруса. Но баржа была уже далеко, и слава богу, если на буксире еще не хватились, не заметили ничего. Теперь его беспокоило лишь то, чтобы случаем не нарваться на какой-нибудь сторожевой катер, тогда им не выкрутиться с одним автоматом да пистолетом. Он заранее уже решил, что и как станет делать, если случится такое. Шкипер — черт с ним, не маленький, да и о себе Ратников мало думал, знал, что бы ни вышло — назад, в концлагерь, дорога ему заказана. Значит, если суждена встреча с катером, бой должен быть последним.
Вот ведь как эта дьявольская война перемолола людские судьбы, изуродовала души, думал Ратников, вглядываясь в чуть проявляющуюся темноту, пытаясь угадать за ней невидимый берег. Ну ладно, они, мужчины, по природе своей воины. А женщины-то, Маша вот эта при чем тут?
Море тонуло в вязкой, но уже начинающей разжижаться темноте. Нет, никакого катера не было, слава богу. И тогда беспокойство Ратникова перекинулось к неизвестно где лежавшему берегу, до которого они торопились доплыть. Если там окажутся свои, тогда все просто: представит он начальству шкипера и Машу, скажет о них все, не утаив и не прибавив ничего, — пускай по военным законам и по совести решают их судьбу. А сам попросится в часть, сообщит о погибших своих товарищах, о Панченко, обязательно напишет о них в свой батальон, а если удастся разузнать адреса — домой напишет подробно, как они сражались и погибли. Святое это дело он выполнит непременно. Ну, и самое главное придет за этим — наступит пора слово свое в открытом бою сказать…
Да нет же, прикидывал Ратников, не может все так гладко складываться. И так слишком везет. Скорее всего, немцы на берегу. По обстановке придется действовать. Гадать нечего — увидит все своими глазами, а уж потом решит. Одному было бы проще и надежней разобраться, конечно, а теперь вот и за Машу со шкипером соображай, как и что, будто в ответе за них. Нет, не может и на этот раз повезти — не бывает так.
— Вроде бы и берегу пора быть, — приглушенно сказал шкипер, загребая веслами. — Сереет, а ни черта не видать.
В голосе его Ратников уловил тревогу.
— Верно идем: ветер-то в корму.
Несколько раз они уже подменяли друг друга на веслах, оба умучились, а конца все не виделось. Ратников и сам стал беспокоиться: берег не показывался. Правда, видимость пока была никудышная, но светало споро, и, если за какие-нибудь полчаса не удастся добраться до берега, шлюпка окажется как на ладони.
— Схватят нас, что станем говорить? — неожиданно спросила Маша. — Господи, как в клетке какой живешь.
— Тебе-то чего бояться? — усмехнулся шкипер. — Тебя не тронут… А вот нами поинтересуются.
— Может, наши на берегу, — как можно спокойнее сказал Ратников. — А может, никого пет. Главное — пристать.
— Немцы там, — упрямо произнесла Маша. — Лучше утопиться.
— Все равно пристать дадут, если и немцы, — сказал Ратников. — Сразу стрелять не будут. Смыслишь что-нибудь на их языке? — спросил шкипера. — Работал ведь с ними.
— Я работал с ними, ты в концлагере сидел у них, — огрызнулся шкипер. — Какая разница? Не туда гнешь, старшой, не надо, ни к чему это. Особенно сейчас. Кто из нас роднее им — неизвестно. Понял?
— Понял, — сдерживаясь, ответил Ратников. Все закипело в нем от таких слов, но обострять разговор не стал: не время. — Ты не заводись, для дела надо: петришь хоть малость по-ихнему?
— Ну, — нехотя отозвался шкипер.
— Если окликнут, трепани им что-нибудь: мол, свои и всякое такое. Нам главное — пристать, чтобы опора под ногами была. А там… — Ратников взял в руки автомат. — Ты, Маша, сразу в кусты забирай или в скалы, что будет. Если, на случай, схватят, говори, с потопленного парохода. А мы им не дадимся.
— Ты что же, собираешься бой принимать? — хохотнул шкипер. — Может, у них дивизия здесь стоит.
— Попробуем.
— Один?
— Почему один? А ты?
— Такого уговора между нами не было.
— Что же ты, пули ловить будешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47