Азеф пожал плечами.
– Не знаю. Было так, как я говорю. Я сказал:
– Кроме того, ты накануне покушения не пришел на свидание к метальщикам.
Азеф ответил:
– Нет, я пришел.
Я. – Значит, Вноровский сказал неправду?
Азеф. – Нет, Вноровский не может сказать неправды.
Я. – Значит, ты говоришь неправду?
Азеф. – Нет, и я говорю правду.
Я. – Где же объяснение?
Азеф. – Не знаю.
Я. – Ты, говоришь, был в кофейне Филиппова?
Азеф. – Да.
Я. – Ты попал в полицейское оцепление?
Азеф. – Нет.
Я. – Аргунову ты говорил, что ты попал в оцепление, но представил приставу иностранный паспорт, и тебя отпустили.
Азеф. – Я этого Аргунову не говорил.
Я. – Значит, Аргунов сказал неправду?
Азеф. – Нет.
Я. – Значит, ты говоришь неправду?
Азеф. – Нет, я говорю правду.
Я. – Где же объяснение?
Азеф. – Не знаю… Но какое же заключение ты выводишь?
Я. – Ты, по меньшей мере, проявил небрежность, граничащую с преступлением. За такую небрежность ты удалил бы из организации любого из ее членов. Твоя ссылка на твое прошлое неуместна.
Азеф опять пожимает плечами. Он волнуется. Он говорит:
– Дайте же мне возможность защищаться.
Чернов. – Мы спрашиваем и ждем ответа. Зачем ты ездил в Берлин?
Азеф. – Я желал остаться один. Я устал. Я хотел отдохнуть.
Чернов. – Видел ли ты в Берлине кого-либо из партийных людей?
Азеф. – Нет.
Чернов. – А из непартийных?
Азеф. – Я не желаю на этот вопрос отвечать.
Чернов. – Почему?
Азеф. – Он не относится к делу.
Чернов. – Об этом судить не тебе.
Азеф. – Я член центрального комитета и не вижу, чтобы все здесь присутствующие были ими.
Я. – Мы действуем от имени партии.
Чернов. – Значит, ты отказываешься отвечать на этот вопрос?
Азеф. – Нет. Я скажу: я не видел никого.
Чернов. – Почему ты переселился в «Керчь»?
Азеф. – В «Керчи» дешевле.
Чернов. – Так ты переехал из-за дешевизны?
Азеф. – Была и еще причина.
Чернов. – Какая?Азеф. – Этот вопрос тоже не относится к делу.
Чернов. – Ты не желаешь отвечать?
Азеф. – Хорошо. Запишите: я переехал только из-за дешевизны.
Чернов. – В какой комнате ты жил в «Керчи»?
Азеф. – В № 3.
Чернов. – Опиши подробно этот номер.
Азеф. – Кровать, налево от входа, покрыта белым покрывалом, с периною, стол круглый, покрытый плюшевой скатертью, около стола два кресла темно-зеленого плюша, у умывальника зеркало, ковер на полу темного цвета.
Чернов. – Кого ты видел в «Керчи»?
Азеф. – Что за вопрос?.. Ну, хозяина, посыльного, горничную, лакея…
Я. – Скажи, как ты понял мои слова, когда я говорил тебе, что некто, имени которого я назвать не могу, сказал Бурцеву, что ты служишь в полиции, и разрешил сообщить это мне. Понял ты так, что именно некто разрешил мне сказать, или так, что Бурцев решился на это самостоятельно?
Азеф. – Конечно, я понял так, что некто разрешил сказать только тебе.
Чернов. – Некто – Лопухин. Он не называл фамилии Савинкова. Он позволил Бурцеву сказать одному революционеру, по его, Бурцева, выбору. Бурцев выбрал Павла Ивановича (меня).
Азеф. – Ну?
Чернов. – Ну, а ты вошел к Лопухину со словами: вы разрешили сказать Савинкову…
Азеф. – Я не понимаю… Вы должны производить расследование серьезно.
Чернов. – Прошу выслушать далее. Лопухин не назвал фамилии Савинкова. Ты понял со слов Павла Ивановича, что он эту фамилию назвал. Павел Иванович такого толкования в свои слова вложить не мог, ибо не слышал его от Бурцева… Значит…
Азеф бледнеет, но он говорит еще спокойно:
– Ну, Бурцев мог сказать Бакаю. Бакай понял неверно и сказал Лопухину… Впрочем, я ничего не знаю.
Чернов. – Бурцев не говорил Бакаю и Бакай не говорил Лопухину. Как объяснить, что Лопухин на расстоянии угадал, что ты понял Павла Ивановича так, как никто понять не мог – что он, Лопухин, назвал фамилию Савинкова?
Азеф волнуется.
– Что за вздор. Я ничего понять не могу.
Чернов. – Тут нечего понимать. Ты сказал Лопухину: вы позволили сообщить Савинкову, сообщите тому же Савинкову, что вы ошиблись.
Азеф встает из-за стола. Он в волнении ходит по комнате.
Чернов. – Мы предлагаем тебе условие, – расскажи откровенно о твоих сношениях с полицией. Нам нет нужды губить твою семью. Дегаев (Дегаев С.П. – глава Центральной группы «Народной воли» и одновременно агент петербургской охранки. После разоблачения скрылся в Америке. – Ред.) и сейчас живет в Америке.
Азеф продолжает ходить взад и вперед. Он курит папиросу за папиросой.
Чернов. – Принять предложение в твоих интересах.
Азеф не отвечает. Молчание.
Чернов. – Мы ждем ответа.
Азеф останавливается перед Черновым. Он говорит, овладев собой:
– Да… Я никогда ни в каких сношениях с полицией не состоял и не состою.
Чернов. – Как же ты объясняешь себе все обвинения? Интрига полиции?
Азеф. – Не знаю…
Чернов. – Ты не желаешь рассказать о своих сношениях?
Азеф. – Я в сношениях не состоял.
Чернов. – Ты ничего не желаешь прибавить к своим ответам?
Азеф. – Нет. Ничего.
Чернов. – Мы дадим тебе срок подумать.
Азеф ходит по комнате. Он опять останавливается против Чернова и смотрит ему прямо в глаза. Он говорит дрожащим голосом:
– Виктор. Мы жили столько лет душа в душу. Мы работали вместе. Ты меня знаешь… Как мог ты ко мне прийти с таким… с таким гадким подозрением.
Чернов говорит сухо:
– Я пришел. Значит, я обязан был прийти.
Я. – Мы уходим. Ты ничего не имеешь прибавить?
Азеф. – Нет.
Чернов. – Мы даем тебе срок: завтра до 12 часов. Ты можешь обдумать наше предложение.
Азеф. – Мне нечего думать.
Я. – Завтра в 12 часов мы будем считать себя свободными от всех обязательств.
Азеф. – Мне нечего думать.
Мы ушли. Вслед за нами во втором часу ночи Азеф вышел на улицу в сопровождении своей жены и скрылся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136