Не задетые ни одним осколком, разведчики попрыгали по коляскам и оттянулись на пять километров к западу. Связываться с пушками им не хотелось. В представленном ими рапорте отмечалось, что восточнее деревни Холмово русские создали оборонительный рубеж, усиленный артиллерией. Части Рокоссовского на главных направлениях продолжали упорно сопротивляться, и командование решило не выделять против полуокруженной позиции крупных сил. Решено было на следующее утро направить в Холмово новую разведку, усилив ее двумя последними свободными танками. Впрочем, одна из выделенных «двушек» вышла на ужасных русских дорогах из строя, и пришлось ограничиться командирской машиной разведбатальона.
Вторая попытка прощупать «русскую оборону» (впрочем, к чему кавычки? Там, где стоит русский солдат, защищающий свою землю, там его линия обороны и есть, пусть с геометрической точки зрения эта линия и представляет собой точку), закончилась для немцев с более тяжелыми потерями. Пока двое разведчиков через проделанную вчерашним снарядом дыру в крыше дома Ядвиги пытались втихую разглядеть русские позиции, командир разведбата решил дать размяться своему любимцу – непонятной породы песику, подобранному им еще во Франции. От опушки леса, где, предположительно, скрывались русские, танк загораживали дома. Гауптман открыл люк и выпустил кобелька побегать. Тот немедля задрал лапку у ближайшего забора. Высунувшись по пояс, танкист ласково следил за процессом. Тем временем бинокль у наблюдателей дал блик, и этого хватило. Первый же русский снаряд грохнул в пяти метрах от танка, собачью тушку подняло в воздух и кинуло на крыльцо дома. Второй взрыв застал слегка оглохшего командира уже за броней – любимец любимцем, но, когда русские начинают артобстрел, не до сантиментов – за три месяца войны это-то гауптман усвоил накрепко. Танк выплюнул струю сизого дыма из давно нуждавшегося в переборке двигателя и рванулся вперед. Впрочем, недалеко. Следующий снаряд лег уже почти совсем хорошо, и прежде, чем двадцатимиллиметровка панцера успела пройтись очередью по опушке, третий разрыв намертво заклинил бронемаску.
Оттянувшись к западной околице, разведчики засовещались. Русские продолжали класть редкие снаряды по центру села, и, укрывшись за танком, можно было обсудить положение с приемлемой степенью риска.
Наблюдатели определили позицию одной из пушек, но основные силы русских себя не обнаруживали. То, что, кроме одного упрямого артиллериста, на пять верст в округе не было ни одного советского солдата, немцам в голову как-то не пришло. Единственный танк лишился огневой мощи, а его броня против русских семидесяти шести миллиметров не играла. Система обороны так и осталась невскрытой, но желающих пощупать ее не наблюдалось. Сошлись на том, что силы русских составляют до батальона, их поддерживает от взвода до батареи орудий. Собственно, огня стрелкового оружия отмечено не было, но, видимо, русские просто выжидали, чтобы ударить в упор. Без поддержки брони проверять, так это или нет, было страшновато. Предложение обойти открытое пространство лесом не прошло – собственные силы были сочтены недостаточными.
… Достаточные силы подтянулись на следующий, третий день. Уже знакомые с местностью ветераны холмовской битвы – мотоциклисты, девять грузовиков с пехотой, две полевые пушки и главная ударная сила – семь «Pz-IV» с 7.5-см «окурками». Рассмотрев из обжитых кустов царящую в деревне суету, сержант Фофанов с внезапно накрывшим его весельем понял, что жизнь его, в общем, удалась. Выпустив оставшиеся четыре снаряда (ответным огнем из танка был, наконец, подожжен и уничтожен злополучный тягач), он снял затвор, забросил его в протекавшую в нескольких метрах речушку и где ползком, где перебежками удалился на восток. Прицел орудия еще с позавчерашнего вечера был за ненадобностью свинчен и сейчас покоился в вещмешке. Согласно Уставу.
Война – сложный процесс. Двадцать семь снарядов, выпущенных решившим остаться у потерявшей мобильность пушки красноармейцем, всего лишь повредили один легкий танк и нанесли психологическую травму его командиру. Однако во вражеских штабах сочли неразумным продолжать наступление до ликвидации образовавшегося вклинения противника между двух главных операционных направлений – во избежание возможных фланговых ударов. Две советские дивизии получили полусуточную передышку, которую потратили на лихорадочное вкапывание в подмосковную землю. Кроме того, семь боеготовых танков, выдернутых из мясорубки возле Волоколамска, потратили драгоценный моторесурс на восьмидесятикилометровый марш под Холмово и обратно. И уже вскоре были отправлены в мастерские, сократив тающий на глазах танковый кулак Гота еще на два процента.
Делай, что должен – и хрен бы с тем, что будет.
* * *
Мы не успели, не успели, не успели оглянуться -
А сыновья, а сыновья – уходят в бой…
В. Высоцкий

– Садись, сын. Все знаешь?
– Знаю, отец.
– Кто рассказал? Лаврентий?
– Нет. Артем написал. Отец… Я все понимаю. Война. Но… Это неправильно.
– Неправильно… Я знаю это, сын. Вообще, все, что идет вокруг – неправильно. Ты сам как тут оказался? Не сбежал?
– Никак нет. Получил отпуск на одни сутки. Жена с детьми в эвакуации, к ним не успел бы. Приехал к тебе.
– Хорошо, что приехал, – тяжелый, старческий вздох, – пойдем, поедим. Выпьем. Тебе можно?
– Можно, отец. Если немного. Вечером – в часть.
– А я тебе больше наркомовской нормы и не налью. И себе тоже. Нам обоим воевать еще. Тебе – там, мне – здесь.
За дубовой дверью уже было накрыто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110