– Товарищ Морозов, – наконец обратился Сталин к главному конструктору харьковского КБ, – а как вы считаете – сколько танков встанут на этом отрезке?
– Думаю, два или три.
– То есть двадцать или тридцать процентов потерь на стокилометровом марше? Полагаю, немцам, – все переглянулись, – немцам при такой работе наших конструкторов и инженеров просто нет нужды усиливать противотанковую артиллерию. Зачем? Мы и сами справимся, – напряжение несколько спало. Пусть и намекнув на пособничество вероятному противнику, Сталин сказал «мы», а значит, поиска виновных пока не будет, а будет поиск путей выхода из неприятной ситуации. Не следует, правда, забывать ключевое слово – «пока». – Что является главной проблемой надежности наших танков, товарищ Морозов?
– Двигатель и трансмиссия, товарищ Сталин. К сожалению, доводка быстроходного дизеля идет с очень большим трудом. Не только у нас, но и у авиационщиков. – Это Сталин знал. – Главные проблемы – точность изготовления деталей, системы смазки и топливная арматура. По последнему вопросу наметились небольшие сдвиги, но…
– По этому вопросу мы попросим высказаться товарищей Чупахина и Поддубного, – представители двигателистов встрепенулись, – но чуть попозже. А пока – что у вас с трансмиссией?
Разговор затянулся на пять часов. Референт подал Сталину папку с документами, откуда появились и доклады Федоренко, и результаты сравнительных испытаний «тридцатьчетверки» с немецким «Pz III» (надо сказать, отнюдь не в пользу советского танка), и отчеты промышленников. Взорвался вождь только однажды – когда кто-то из танкистов предложил вместо явно неудачной машины, первого блина в своем роде, форсировать разработку глубокой модификации – «Т-34М». Сталин ехидно поинтересовался у того, согласен ли он, случись война раньше сорок второго, идти в бой на деревянном макете.
Уже в сумерках все вернулись на полигон. Небо окончательно очистилось, но от давешней свежести не осталось и следа. Десяток месящих глину танков воздух не озонируют.
Оставленный Сталиным для наблюдения порученец ринулся было с докладом, но тот раздраженно махнул рукой – потом, мол. Действительно, картина говорила сама за себя. Колонна укоротилась раза в полтора – семь машин, раскачиваясь на буграх и ухабах, подползали к площадке, одна стояла в пятидесяти метрах от дорожки, экипаж, откинув кормовой лист, ковырялся в железных кишках. Еще два танка виднелись поодаль.
– Ну что ж, товарищ Морозов, вы оказались правы. Именно три машины. Но на вашем месте я бы гордиться не стал. Вам все понятно, товарищи? В общем, так. Заказы на американские или немецкие станки прошу представить во Внешторг завтра. Мы обеспечим этим закупкам максимальный приоритет. До их прибытия на заводы – изыскивайте внутренние резервы. Вводите на особо дефицитных станках трехсменную работу – уже ввели? – ну, упрощайте технологию – что угодно. Товарищ Андропов, – Сталин сделал широкий жест в сторону порученца, – прикомандируется к вам для оказания всей необходимой помощи по линии ЦК. Но учтите – ровно через месяц, десятого? Да, десятого июня, ровно эти же машины с новыми двигателями и прочим оборудованием… и еще, пожалуй, столько же случайно выбранных серийных машин. Да. Эти двадцать машин должны будут проехать без единой поломки как минимум двести километров. И если вы, товарищи инженеры, не сможете этого обеспечить – это будут обеспечивать… другие люди. Вам все ясно?
Разумеется, всем все было ясно. У двигателистов с тридцать девятого вообще работал «второй состав», и куда делся первый, долго думать было не надо. Правда, говорят, в московское КБ вернулся из «шарашки» его основатель Чаромский. Вообще, в инженерной среде много кто в последние дни вернулся. Второй шанс, так сказать, он же – последний.
И протеста такое возможное развитие событий ни у кого не вызывало. В конце концов, три сломавшихся танка из десяти говорили сами за себя. Что же, Сталинской премией за такой результат награждать? Ладно, хоть месяц дали. За месяц должны успеть.
Слегка недоумевал только капитан-охранник. Садясь в любимый «Паккард», вождь, не обращаясь ни к кому конкретно, пробормотал: «Лучший танк войны. Шутник хренов». Какой танк подразумевался и кто был этот загадочный шутник – непонятно. Впрочем, капитан забыл эту странную фразу уже на следующий день.
* * *
Только представьте – в Германию через Брест идут эшелоны с хлебом, в «Правде» прославляются гитлеровские успехи, а в Западный военный округ ни с того ни с сего на смену генералу армии Павлову прибывает генерал армии Жуков. Зачем? Почему?
Непонятно.
Непонятно до той поры, пока мы не посмотрим – а чем же был знаменит Жуков к тому времени? А вот чем. В августе 1939 года Жуков провел блистательную операцию по окружению и разгрому 6-й японской армии в монгольских степях. Это был первый в XX веке сверкающий образец настоящего блицкрига.
В. Трезвон. «Освобождение». Женева, 1984

Два генерала армии – Георгий Константинович Жуков и Дмитрий Григорьевич Павлов – стояли друг против друга по разные стороны стола. Несмотря на формальное равенство в званиях, определить начальника и подчиненного можно было с полувзгляда – Жуков, опершись на столешницу, буравил тяжелым взглядом лысину Павлова, а тот с ошарашенным видом бегал глазами по дрожащему в руках листу бумаги.
– Есть сдать округ и поступить в ваше распоряжение!
– Отлично. Приказываю вам после сдачи дел отбыть в Белосток и принять Шестой мехкорпус у генерал-лейтенанта Хацилкевича. Вот предписание Хацилкевичу отбыть в распоряжение Наркомата обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110