– Светлана ваша вообще в Англию сбежала! И написала о вас… Многое написала.
– Что! – Сталин вздрогнул, как от удара хлыстом, и рванулся к нему, как будто хотел задушить. Но рывка не вышло, из вождя как будто вытащили пружину. Андрей, наконец, испугался. Испугался не за себя, тут уж поздно пить боржоми, испугался того, что Сталин рухнет прямо тут, на месте, и умрет, и никто ему больше не поверит, и в создавшейся неразберихе грызни за наследство бравые панцергренадиры промаршируют гусиным шагом по залитой сентябрьским солнцем Красной площади. И он торопливо пробормотал:
– А вот Артем Сергеев…
– Артем? – Сталин ждал последнего удара. Что с того, что Артем, сын его старого друга, был приемным – он тоже был его сыном – Артем?
– Он жив был еще… когда меня… сюда перебросило. Генерал-майор артиллерии. Тоже попал в плен, но сбежал, партизанил, ранен был, вывезли его на самолете. Всю войну прошел. Я сайт его делал. На «Комстаре».
– Сайт? Вы имеете в виду… он тоже… собачий парикмахер?
– Да нет же! Какой к черту парикмахер! Говорю же – генерал-майор. Передачу смотрел, он там про войну рассказывал. Железный мужик. Да вы что думаете, – догадался он, – что в Сети одни уроды собрались? Там дерьма, конечно, хватает, но и в реале тоже разное попадается. Мы вон для нашего сегмента ну… орбитальной космической станции… сайт ваяли… – О том, что станция, хотя и сделана больше чем наполовину в России, но контролируется американцами, Андрей почел за благо не напоминать. Но Сталину было не до космоса и не до сайтов, по большому-то счету.
– А Яков? – Сталина чуть отпустило, но лишь чуть. – Он… он не…
– Он держался сколько мог. Немцы предложили обменять его на Паулюса, на фельдмаршала. Его наши под Сталинградом взяли. Но вы тогда сказали, – Андрей попытался вспомнить точную формулировку, – «Мы фельдмаршалов на лейтенантов не меняем». И он… тоже пытался бежать… Но его убили.
Странным образом напоминание о собственной стойкости в других обстоятельствах, которых как бы и не было еще, придало Сталину сил. Он несколько бесконечных минут ходил по кабинету, закурил, сломав две или три спички. На лицо возвращалось всегдашнее бесстрастное выражение. Лишь приопущенные плечи напоминали о том беспомощном старике, которого Андрей видел несколько минут назад.
– Мы… мы тоже можем совершать ошибки… – Услышать такое признание от Сталина было, скорее, дурным знаком. Хотя тот был прав – хуже быть уже не могло. – Вы в чем-то правы. Часть вины… да. Часть вины лежит и на нас. Но сколько прошло времени с… моей смерти? Полвека? Вы что думаете, ми, ваши деды… даже – прадеды… что мы будем вытирать вам сопли вечно? Вы что думаете, что вам так и придется жить на всем готовом?
Андрей молчал. Говорить было нечего.
– Впрочем… что касается вас лично. Я прочитал все ваши показания. И протоколы допросов – тоже. Я знаю, что наши сотрудники… не всегда придерживались… законности. Мы разберемся с этими сотрудниками, – вождь улыбнулся, одним ртом, лицо все еще напоминало посмертную маску. – И… мне понравилось, как вы держались. Вы могли пойти по легкому пути… не настаивать на своем. Вы могли согласиться с тем, что вы – английский шпион, который… хочет спровоцировать войну между Советским Союзом и Германией. Вы знаете, Черчилль очень рассчитывает на войну между СССР и Германией. Вы получили бы срок, а когда – в пятьдесят третьем, да? В пятьдесят третьем вы могли бы выйти на волю.
Андрей вымученно улыбнулся. Как он сам не скатился на указанный Сталиным путь, он и сам понимал с трудом. Видимо, цифра «двадцать миллионов» слишком прочной занозой сидела в его мозгу, такой прочной, что сержанту Люшкину со товарищи все-таки не хватило старания.
– Но вы выдержали. И добились, чтобы на вас… обратили внимание. А это значит… Это значит, что на что-то вы еще годитесь. Так что… Давайте поговорим немножко подробнее. О том, что, как вы говорите, нам вскоре предстоит. И не вскоре – тоже. Тем более, что товарищ Берия кое-что, как выяснилось… упустил. Но вот об этом – о моих детях… О МОИХ детях ему знать… не обязательно. Вы – поняли?
Сталин подошел к выходу и открыл сначала внутреннюю, а потом и внешнюю двери тамбура.
– Товарищ Берия! Заходите!
Сталин еще раз прошелся по комнате, совсем как в виденных еще в той жизни, в детстве, фильмах.
– И последний вопрос, товарищ…дизайнер. Как вы видите свою дальнейшую судьбу?
Слово «последний» резануло по нервам не хуже бензопилы из «Дума», но Андрей постарался ответить спокойно.
– Ну, первый вариант напрашивается сам собой. Это ведь вы сказали – нет человека, нет проблемы. Или я ошибаюсь?
Сталин улыбнулся в усы (нет, все же была в том социалистическом реализме правда жизни, была!) и коротко махнул трубкой – я, не я – продолжай, мол.
– Жить, конечно, хочется, но бояться я уже устал. А если вы мне хоть чуть поверили – так хоть не зря пропаду. Глядишь, не двадцать миллио… – Сталин резким движением руки с трубкой оборвал его. Видно было, что ему неприятно. – Второй вариант – спрятать меня куда-нибудь подальше, типа Железной Маски.
– Людовик (усмешка) четырнадцатый, – уточнил сам себе Сталин с чувством глубокого удовлетворения.
– Немного хлопотно, конечно, но вдруг возникнут вопросы, в которых я могу помочь. Допросили меня, конечно, качественно, – сломанные ребра тут же напомнили о себе ноющей болью, – но что-то ведь обязательно упустили. Камеру найдете. Тем более, что приговор уже имеется, – Андрей криво усмехнулся, пытаясь унять нервную дрожь.
– И наконец? – Сталин явно забавлялся.
«Это даже не кошка, а тигр с мышом», – подумал Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110