Я уже собиралась сесть, прислонившись к толстому стволу, как увидела, что кора покрыта коконами цикад. Их были десятки – пустые мертвые оболочки на месте прежней жизни.
Вот таким было для меня и лицо Ксавье. Из огромной оболочки ушла вся жизнь, и из этих черных глаз на меня смотрела смерть. Я еще успела подумать, не треснет ли и не превратится ли в пыль под моими пальцами его кожа, как пустые коконы цикад, но тут бычьи черты Ксавье начали искажаться.
Словно невидимая гигантская рука смяла пластилин; его рот и нос поменялись местами, они гротескно ворочались на его лице, глаза и брови заскользили по лицу в стороны, уши совершенно исчезли. Пластилин истончился, начал рваться на лбу и щеках, обнажил мышцы и наконец блестящие белые кости.
Глазницы превратились в черные бассейны, мрачные, бушующие и живые, полные того, что можно назвать неутолимым гневом.
– Значит, ты хочешь начать в том месте, где остановилась твоя мать, Стрелец? Ты тоже придешь за мной? Думаешь, справишься?
Свободной рукой он толкнул меня в живот, и я ахнула под ладонью, все еще сжимавшей мне рот. Костлявый палец ткнул еще раз, и на этот раз я ощутила его в своих внутренностях, почувствовала, как он перебирает мои кишки в опасной близости к еще не родившемуся ребенку. Я извивалась под этим навязчивым прикосновением, а челюсти его черепа радостно щелкали.
– Я готов тебя встретить. О да, готов. – Он начал свирепеть, и сквозь отверстие носа пошел дым, от которого у меня заслезились глаза; из его рта начали вылетать горящие угли. – Аякс рассказал мне, что ты сильна так же, как была Зоя, но я чувствую твой запах в зимнем ветре, и знаешь, чем ты для меня пахнешь? – Его палец шевелился во мне, царапая, зажимая, заставляя меня вскрикивать, и когда он наклонился ко мне, его дыхание было полно глубокими огненными недрами. Он раскрыл рот, и меня едва не вырвало от зловония этой прогнившей души. – Добычей.
Я рывком проснулась, едва не задыхаясь, в комнате Греты, где аромат роз смешивался с могильным запахом.
– Дьявол! – произнесла я, хватая воздух. – Что это было?
Я осознала, что прикрывала руками живот, и посмотрела на него, косясь на глиф, который горел у меня на груди так же горячо, как когда я столкнулась с Аяксом. Но жара спадала, и это успокаивало, как и гладкая плоская кожа живота, без следов насилия или беременности; на ней вообще не было ничего, кроме отпечатка простыней, в которые я закуталась. Но внутри я по-прежнему чувствовала палец. Я закричала и ударилась затылком об изголовье, и в мозгу у меня загремел смех.
Потом в комнате стало тихо – только мое неровное дыхание и уходящие отголоски смеха. Я снова выругалась и прижала одну ладонь к животу, другую – к лицу. Должно быть, во сне я прикусила губу, потому что рука оказалась в крови, но на этот раз никто в моих внутренностях не копался.
Я посмотрела на позолоченные часы у постели Греты – «9:18» – и потерла глаза. Конечно, боль в них вызвана тем, что я спала так долго. И по той же причине спутаны и пропитаны потом простыни. Ведь я же не сумасшедшая.
«И Тульпа, – сказала я себе, продолжая успокаиваться, – не приходил ко мне во сне».
18
Когда я спустила ноги с кровати и, пошатываясь, пошла к зеркалу в гардеробе, один из попугайчиков негромко свистнул. К скошенному краю зеркала была прикреплена записка. Цветистым почерком на ароматной бумаге было написано: «Я ушла на работу. Будь как дома. К десяти за гобой придет Уоррен. Г.»
Я сорвала записку и принялась разглядывать в зеркале свое отражение. На виске пятно засохшей крови; его видно сквозь светлые пряди, как пятно далматинца. Я убрала его и, наклонившись, оттянула нижнее веко правого глаза. Никакой крови. Все нормальное. Целое. Я совершенно выздоровела, если не считать новой раны на губе. Да и та, я видела, уже затягивается.
:. Я облегченно вздохнула и возблагодарила божество, которое, может, слышит меня. Теперь для восстановления мне нужен только горячий душ и еда. А вот мозг – другое дело. Остатки сна затягивали меня, как зыбучий песок, грозя подавить любые новые мысли.
Достав смену одежды из сумки, я направилась в душ. Полчаса спустя я была в полном порядке, в куртке с капюшоном, в брюках – все, разумеется, розовое; волосы забраны в конский хвост, лицо вымыто и выскреблено. Уоррен обещал, что сегодня я начну тренировки, и я знала, что это лучше всего поможет мне снова стать самой собой.
Я подумывала, не рассказать ли Уоррену о своем сне, но промолчала, когда, открыв дверь, увидела его. Он был в отглаженных брюках цвета хаки и синей застегнутой до низу рубашке, заправленной в брюки. Лицо гладко выбритое, глаза ясные и отдохнувшие, ладони по-прежнему мозолистые, но чистые и аккуратные. Если бы не взлохмаченные волосы, я приняла бы его за бизнесмена, направляющегося на утреннюю деловую встречу.
– Я рад, что ты полностью оправилась. Уоррен одобрительно осмотрел меня сверху вниз, не взглянув мне в глаза. Человек, который при первой встрече предстал нелепым бродягой, превратился в серьезного, строгого руководителя, и, глядя на него, я наконец сформулировала вопрос, который преследовал меня с тех пор, как я с повязкой на глазах пришла в себя в комнате Греты.
Если в убежище нет предателя, как горячо настаивает Уоррен, почему так важно, чтобы никто не знал моей подлинной личности?
Я не могла спросить Уоррена об этом сейчас – он явно на меня сердит, – и когда он протянул телефон, который дала мне Шер, я просто взяла его с мозолистой ладони, сунула в карман и вслед за Уорреном вышла из комнаты.
Как объяснил мне накануне Феликс, убежище – это место отдыха;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134