Но вот автобус свернул на мост Джорджа Вашингтона. Боже, он даже красивее, чем на фотографиях! Мы направляемся на юг, в Манхэттен. Коламбус-авеню, Кемроуд-стрит и… я раскрыла рот от удивления. Дома с заколоченными окнами, разбитые витрины магазинов, пустынные улицы… И это Нью-Йорк?Петляя по безликим переулкам, автобус приближался к автовокзалу. Сейчас я уже не удивляюсь, что многим впервые приехавшим в Нью-Йорк хочется бежать обратно в свое захолустье. Портовый район, куда приезжают автобусы из близлежащих штатов, был и остается огромной свалкой. Запах там похуже, чем в биотуалете! Но разве об этом я думала в шестнадцать лет?Нет, конечно!На платформе ждала Урсула. Крупная, крепко сбитая, с копной каштановых кудрей, она выделялась среди толпы. Как всегда, на высоких каблуках, кроссовки она не признавала.– Джорджия! – замахала руками Урсула. – Я здесь!Повесив рюкзачок на плечо, я направилась к ней. Отчего-то стало неловко: мнение Урсулы мне далеко не безразлично. Еще бы, настоящая богиня городского шика!– Дай на тебя взглянуть! – загудела она. Голос у нее низкий, грудной. – Боже, какая ты красавица! – В слове «красавица» слышалось как минимум четыре раскатистых «р». Урсула сжала меня в объятиях, и я вдохнула аромат ее духов, который тотчас узнала. Это же «Амор-Амор» от Кашарель! Я уже несколько месяцев смотрю на их кроваво-красные бутылочки, а умирая со скуки на математике, повторяю: «Амор-Амор, Амор-Амор»…Словно звезды по ковровой дорожке Каннского фестиваля, мы зашагали по грязному терминалу. Большие круглые часы показывали полшестого – на улицах уже начали образовываться пробки. Я оглядывалась по сторонам, жадно впитывая все увиденное: на углу Восьмой авеню продают горячие рогалики, крупная женщина-полицейский ловко управляет потоком транспорта и то и дело свистит в свисток…– Тебе пришлось отпроситься с работы? – обеспокоенно спросила я.– Всего на несколько минут, – Урсула повела меня в метро, – а шеф поднял настоящую бурю. Старый маразматик! Можно подумать, ключи от хранилища денег просила!Моя бывшая нянька работала в манхэттенском отделении банка. Я-то наивно считала ее банкиршей, а она, оказывается, кассир, целый день принимает коммунальные платежи от раздраженных долгим ожиданием людей. Ей ведь всего двадцать восемь, а она будто на сто лет меня старше.К станции подъехал поезд – расплывчатое серо-бежевое пятно. Урсула толкнула меня к раздвигающимся дверям и быстро вошла сама. В вагоне пахло жареным луком, потом и свежими газетами. Целую минуту я боролась с дурнотой. Столько незнакомых, никто не смотрит в глаза и не улыбается. В Википими все совсем иначе…– Шикарная вещь! – проговорила Урсула, осторожно касаясь рукава моего пиджака.– Мама купила на распродаже.– Неужели Дорин раскошелилась? – изогнула бровь Урсула.Я кивнула.– Детка, знаешь, куда мы пойдем завтра?Я смотрела на нее во все глаза: изящные сережки с горным хрусталем, католический крест на цепочке.– В бутик «Фиоруччи».– О черт! – Я испуганно заткнула рот рукой. Одно-единственное слово «Фиоруччи», и моих страхов как не бывало. Именно там покупают джинсы Корнелия Гест и большинство моделей… Вот он, настоящий Нью-Йорк! * * * В ту ночь я почти не спала. Перед глазами плясал бутик «Фиоруччи», вернее, виденные в глянцевых журналах фотографии. «Фи-о-руч-чи» – само слово какое-то сексуальное, космополитическое, таинственное. Я привезла с собой все деньги, заработанные за год мытья полов в салоне «У Дорин», – двести восемьдесят шесть долларов. Вообще-то копила на обучение на парикмахерских курсах, но раз мама не пускает, зачем откладывать? Думать о будущем, конечно, хорошо, однако… Я молода, красива, приехала в Нью-Йорк и хочу обновить гардероб.Утро выдалось ясным, и однокомнатная квартирка Урсулы купалась в солнечных лучах. Подержанная мебель, даже разбитая софа, на которой спала я, казалась элегантной, словно стояла в отеле «Ритц».Нужно постоянно себя контролировать – в Нью-Йорке свои законы: никто ничему не удивляется. Мимо проходит кинозвезда, а люди глаза отводят… Намного позже я поняла: так проявляется апатия, когда человеку не нужно ни хлеба, ни зрелищ.Гордо расправив плечи, я вошла в бутик и с показным равнодушием принялась рассматривать висящие на кронштейнах джинсы.– Вам помочь? – вежливо предложила продавщица. У нее были длинные черные волосы и подведенные кобальтовым карандашом глаза.– Нам нужны джинсы, – подсказала подоспевшая Урсула.– Какой размер?– Шестой.Слава Богу, она рядом, а то я от страха дара речи лишилась!Продавщица с ног до головы одета от «Фиоруччи»: полосатая рубашка, сидящие низко на бедрах джинсы с украшенным стразами ремнем и туфли на платформе.– Вот, еще это примерьте!Девушка протягивала корсет из золотистой парчи со шнуровкой слева. Представляю, что сказала бы мама, увидев, как ее девочка примеряет нечто подобное.Я направилась к кабинке.– Жду тебя здесь! – ободряюще проговорила Урсула. – Будешь готова – покажись!Чтобы натянуть джинсы, пришлось лечь на пол и втянуть в себя живот. Кое-как застегнулись, но дышать в них оказалось невозможно…В соседней примерочной переговаривались две девушки.– Зайдем потом в «Холстон»? – предложила одна. – Я видела там платье, для сегодняшней вечеринки подойдет.– Так ты идешь в «Пятьдесят четыре»?– Да, сегодня там мой бывший дежурит.Наверное, парчовый корсет весит килограмма три-четыре, по крайней мере зашнуровала я его с огромным трудом. Даже не глядя в зеркало, я знала: выгляжу потрясающе. Когда же еще носить корсеты, если не в шестнадцать? Хотя покупают их женщины в два-три раза старше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58