– Да, на авеню Монтень. К сожалению, сама хозяйка приехать не сможет.«Авеню Монтень» Массимо произнес с благоговейным трепетом, а мне это название не говорило решительно ничего. Я не то что в Европе, нигде, кроме Восточного побережья, не была.– И когда это? – тихо спросила я, рассматривая билет. – На следующей неделе?– Сразу после Рождества! – уточнил Массимо.– Но…– Почему ты всегда говоришь «но»?– Но мы не можем…– Ну вот, опять!Рассмеявшись, я посмотрела на Джесси Адамс. Отложив «Аллюр», она нетерпеливо покачивала длинной ножкой.– Мне пора!– Мой последний клиент в полшестого, – проговорил Массимо. – Увидимся в «Карлайле», ладно?– Ладно, – пробормотала я, а сердце болезненно сжалось. Так всегда, когда Массимо делает или говорит что-то неожиданное. Куда он идет? Неужели встречается с кем-то еще?– Нужно купить кое-что для поездки, – словно прочитав мои мысли, сказал он. – Ты что, уже забыла – мы в Париж едем!Я тут же представила, как расстроятся Дорин и Мелоди, если не увидят меня на Рождество.– Нет, не забыла, – тяжело вздохнув, сказала я.Закончив тонирование Джесси Адамс, за которое не получила ни оплаты, ни чаевых, я занималась третьей по счету послеобеденной клиенткой, когда в салон влетела Клаудиа Джи.– Милая! – Она расцеловала меня в обе щеки.– Клаудиа, Массимо показал мне твой роскошный подарок, а я даже…Дива небрежно махнула рукой.– Какие мелочи! – фыркнула она. – В квартире почти нет мебели, а билеты Томми чуть ли не…– Спасибо огромное! – перебила я. Боже, только бы не расплакаться! Джорджия, держи себя в руках! Наверное, все дело в ПМС, хотя я всегда отличалась эмоциональностью. Пора бы уже привыкнуть, что для таких, как Дива, поездки в Париж все равно что конфеты-ассорти: можно раздавать направо-налево.– Ну, тогда сделаешь блики? – Клаудиа подняла длинную серебристо-черную прядь.
«Карлайл», семь часов вечера. Массимо, Патрик, Кэтрин и я пришли вовремя, а вот Жан-Люк опаздывал. Десять минут, пятнадцать, двадцать… Мы сидели на сиреневых виниловых пуфиках вокруг низенького стола, ели чипсы и ждали.– Ты знаешь, что происходит? – спросил у Кэтрин бесстрашный Патрик. – Вернее, спросим так: ты ведь знаешь, что происходит?– Конечно, – спокойно кивнула девушка.Кэтрин обернула вокруг пальца длинную светлую прядь и медленно отпустила, перекинула одну длинную ножку через другую и пригубила «Беллини». Кажется, мы выделяемся на фоне остальных посетителей ресторана. Белая кость, голубая кровь, темно-голубые блейзеры, изящные платья для коктейля – они смотрели на нас как на нарушителей спокойствия.– И? – не отступал Патрик. – В чем дело?– Может, лучше спросишь самого Жан-Люка?Патрик закатил глаза.– Что такое? – разозлилась Кэтрин.– Ничего…За проведенные в Нью-Йорке годы (этой осенью будет девять) мой приятель научился жить в мире с самим собой и даже умудрился скопить немного денег. Обычно все свои сбережения геи спускают на одежду, и Патрик не исключение. В «Карлайл» он пришел в обтягивающих кожаных брюках, винтажной рубашке из тончайшего хлопка и полушубке из ягненка, который подарил себе на Рождество.– Зачем Жан-Люк пригласил нас сюда? – озвучил терзавший всех вопрос Массимо. – Этот ресторан ведь… м-м-м… несколько иного уровня. А после вчерашней вечеринки нам всем лучше лечь пораньше.– Может, «Карлайл» не твоего уровня, но мы с Жан-Люком часто здесь бываем, – гордо сказала Кэтрин. Переход из временной подружки в постоянную прошел как по маслу. Невероятно, но у моей бывшей подруги появился легкий французский акцент.В тот момент вместе со свежим холодным ветром в ресторан ворвался Жан-Люк.– Добрый вечер, добрый вечер! – пропел он, расстегивая пальто, и тут же повернулся к Кэтрин. – Я был в «Уотерфорде», кафель для ванны выбирал.Ничего себе! В этом «Уотерфорде» один кран тысячу стоит!– Простите, чуть-чуть опоздал, – быстро проговорил маэстро. Мы с Патриком переглянулись: ничего себе чуть-чуть! – Вижу, вы начали без меня! Червячка, так сказать, заморили! – Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. Наверное, эта привычка сохранилась у него со времен жизни во Франции. Может, в парижском ресторане такое в порядке вещей, а в «Карлайле» явно не пройдет.Официант, годящийся Жан-Люку в отцы, подошел к нему, бледный от негодования.– Пожалуйста, повторите, – попросил он.Боже, только бы больше пальцами не щелкал!– А для меня – мартини с водкой «Абсолют» и оливками.Интересно, что Кэтрин нашла в Жан-Люке? Неужели ей нравятся надменные напомаженные французы? С моей точки зрения, мужчина должен держаться естественно. Именно это привлекает меня в Массимо. А Жан-Люк – фальшивка до мозга костей; притворяется очень убедительно, но я вижу его насквозь. Я настоящая дочь Дорин Уоткинс, в людях разбираюсь, наверное, потому и прижилась в салоне.Опустив подбородок на переплетенные пальцы, маэстро задумчиво оглядел собравшихся.– Наверняка думаете, чего ради пожертвовали предрождественским вечером.Мы молчали.– Уверен, недоумеваете, почему я вас сюда пригласил.Официант принес напитки, а перед Жан-Люком поставил мартини. Бокал полный, но наш маэстро поднес его ко рту, не проронив ни капли.– Недоумеваете ведь? – не унимался он.Никто, даже Кэтрин, не удостоил его ответом.– Так и быть, скажу. – Наш шеф снова пригубил мартини.Драматическая пауза. Где-то неподалеку пианист играл рождественские гимны. Мимо столика прошла молодая пара с грудным младенцем в переноске.– Пора расширяться, – заявил маэстро, наверняка украдкой лаская стройные бедра Кэтрин. – Все ждал подходящего момента, и вот он пришел.– Когда хочешь приступить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58