Идти придется, иначе нельзя, но я чрезвычайно высоко оценю, если вы пойдете со мной.
– Зачем? Весь вечер наблюдать, как вы не сводите с него глаз?
– Я не стану этого делать, обещаю. На этот раз все иначе, я и не взгляну на Грега, напротив, со всеми поделюсь новостью о нашей с вами помолвке.
– О чем? – переспросил Марк.
– Ах да. Вы со мной вроде как обручились.
Мы никогда ни до чего не договоримся, если он не прекратит цепляться к деталям, вместо того чтобы увидеть картину в целом.
– Ты мне этого не сказала, – произнесла Аманда, глядя на меня как на ненормальную. – Как тебя угораздило с ним обручиться?
– Ну, Грег позвонил с сообщением, что женился, я и… – Но прежде чем я успела закончить логическое обоснование этого вполне объяснимого факта, в разговор влез Марк:
– Нелепейший поворот сюжета. Вы с Алексом никогда не поженились бы.
– Ну и что? Люди каждый день обручаются с теми, с кем у них нет ни шанса создать настоящую семью…
Я вдруг остановилась. Не умею одновременно говорить и озаряться светом истинного вдохновения: с самого начала истина лежала рядом, а я и не догадывалась. Мы оба были слепы.
– Марк, я, кажется, поняла, в чем проблема. Вы рассматриваете наш роман как нормальные отношения, но ведь они никогда не были нормальными. У нас с вами невротическое, болезненное влечение.
Марк вскинул голову; брови поползли вверх, морща лоб.
– Невротическое, болезненное влечение, – медленно повторил он, словно пробуя фразу на вкус.
– Невротическое и болезненное, – эхом откликнулась Аманда. – А ведь неплохой поворот.
– Конечно! – воскликнул просиявший Марк. – Конечно же. Теперь все приобретает смысл. На Алекса тяжело повлияли трагические события детства, и он не осознает, как разрушительна ваша связь.
– Да, – подхватила Аманда. – Снова и снова пытается восстановить непоправимо нарушенное, также как десятилетним часто подбегал к окну, высматривая, не идут ли мама и папа.
– В точности так, – с энтузиазмом согласился Марк. – На публике мы разыгрываем великую любовь, но, оставшись одни, все время ссоримся, причем я воспринимаю это как должное, с детства привыкнув притворяться, будто все хорошо. Я не могу позволить себе показать окружающим, через какой ад я прошел.
– Я не иду вам навстречу, – напомнила я. – Вы объясняете, что вам нужно, но я пропускаю просьбы мимо ушей.
– А я снова и снова повторяю одно и то же, но ничто не меняется. Я обманываю себя надеждой, что однажды вы меня услышите.
– Я пытаюсь слушать. Делаю попытки дать вам то, что вам нужно…
– Но не можете.
– Да, ничего не выходит. Во мне этого просто нет.
– Самое разумное для нас – держаться подальше друг от друга.
– Но для этого мы слишком слабы.
– Запутались.
– Ослеплены.
– Нам кажется, мы влюблены друг в друга.
– Но это нелюбовь. Это болезненная, невротическая, неполноценная связь.
– Именно, – согласился Марк. – Болезненная, невротическая и неполноценная.
Здесь мы с Марком ошарашенно уставились друг на друга. Первый раз поговорив начистоту, мы ощутили несказанное удивление.
– Смотрите, что получается, – сказала сияющая Аманда, улыбаясь нам обоим, – когда двое рискнули открыться друг другу.
Я тоже улыбалась. Сыграть болезненную, невротическую и неполноценную связь? Да это мне раз плюнуть…
Глава 16
Чем дольше знакомы мужчина и женщина, тем легче им выставить друг друга на посмешище
Иногда чужие привычки могут довести нас до белого каления. Невыносимыми могут оказаться манера крутить ложкой в чашке утреннего кофе, оглушительное чиханье, визгливый смех. Меня выводили из равновесия дыхательные упражнения Марка. Я едва могла вести машину под аккомпанемент шумных вдохов-выдохов.
Однако по дороге в «Богартс», где Грег собирался отметить свадьбу, нос Марка звуков не издавал. Мне бы сидеть и радоваться, но чем дольше мы ехали, тем больше беспокоило то, что Марк не занимается дыхательной гимнастикой.
– Почему вы не дышите? – не выдержала я.
– Если бы я не дышал, я бы умер.
– Я имею в виду – не вдыхаете по системе, как обычно.
– Сегодня нет настроения.
– Ничего не случилось?
– Все прекрасно.
– Я вас ничем не обидела?
– Нет.
– Обязательно скажите, если я ненароком задену ваши чувства. Сегодня вечером я изо всех сил буду вам подыгрывать.
– Отлично. Сейчас я как раз хочу помолчать.
– О'кей. Но если что, скажите, ладно? Я имею в виду – если я вас чем-нибудь обижу.
– Мы только что это обсудили.
– У вас точно все в порядке?
– Абсолютно точно.
– Не хочу показаться назойливой, но, судя по голосу, у вас что-то случилось. Мне казалось, недавний опыт научил нас объясняться начистоту.
– Вам когда-нибудь приходило в голову, что в моей жизни может происходить нечто, совершенно вас не касающееся?
– Значит, вас все-таки что-то беспокоит?
– Что-то, что я не желаю обсуждать, потому что к вам оно отношения не имеет.
– Ладно, умолкаю. Но это очень хорошо, верно? Я имею в виду, мы открываемся друг другу, а не держим проблему в себе?
– Расчудесно.
В восемь пятнадцать я въехала на стоянку у «Богартса». При виде любимой забегаловки я ощутила грусть. С «Богартсом» связана немалая часть моей жизни – не роскошные официальные приемы, но минуты, сопровождавшиеся мясом с картошкой, составляющие соль нашего существования. С невольной боязнью я переступила порог ресторанчика: сегодня все изменится, и неизвестно, хватит ли у меня мужества по-прежнему сюда наведываться.
Зал оказался переполнен: здесь находились большинство завсегдатаев бара и приятели Грега из автомастерской. Особняком держалась незнакомая компания:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75