«Миры Пола Андерсона. Том 1»: Полярис; 1995
Аннотация
В романе «Огненная пора» — красный гигант приближается к планете Иштар, выжигая ее своими лучами; орды дикарей устремляются к экватору из полярных областей планеты, и земные поселенцы вынуждены бороться за выживание среди враждующих племен аборигенов.
Пол Андерсон
Огненная пора
Халу Клементу, кователю миров

Пролог
Страшно попасть в руки абсолютно справедливого человека.
Даже в суде от его вида холодило кровь, а нас повезли к нему домой. Мы вышли из флаера в тусклые сумерки, охватившие нас серо-голубым маревом, сгущавшимся в черноту на обрамлявших долину горных склонах и чуть-чуть фиолетовым вокруг ранних звезд. Между звездами блеснул сторожевой спутник и скрылся в тень Земли, будто его задул налетевший с дальних снегов порыв холодного ветра. Пахло ледниками и просторами.
Дом, построенный из натурального камня, подавлял своей громадой, как и окружавшие его горы. Мало кто из людей на планете-матери человечества мог позволить себе роскошь уединения. Президент Трибунала — мог. Над окованной железом дубовой дверью горел в бронзовой раме светильник. Пилот указал нам дорогу, всем своим видом свидетельствуя, что Даниэля Эспину не следует заставлять ждать.
Сердце у меня замирало, но мы шли уверенно. Дверь отворилась. За ней стоял служитель, живой, хотя и не человек.
— Buenas tardes, — произнес часовой-робот. — Siganme ustedes, por favor.
По обшитому темными панелями коридору мы прошли в комнату, очевидно, предназначенную для подобных встреч.
Она была высокой и просторной, наполненной древностями и тишиной. Ковер на полу гасил звук шагов. Возле инкрустированного слоновой костью тикового стола стояли кожаные кресла и диван. Напротив резной мраморной совы невозмутимо тикали Дедовские часы, помнящие несколько столетий. На полках вдоль стек стояли сотни книг — не микрофильмы, а печатные тома. Каким-то необъяснимым образом современный письменный стол и терминал на нем — для коммуникаций, работы с данными, записи, ведения проектов, печати документов и тому подобного — не нарушали гармонии.
Дальняя стена комнаты была прозрачной. За ней высились горы с лесистыми склонами и заполненными вечерней мглой долинами, дальше угадывались снежные пики, и с каждой минутой над ними загоралось все больше звезд. Перед стеной в своем передвижном кресле сидел Эспина. Как всегда, в своей черной хламиде, скрывавшей все, кроме обтянутого кожей черепа и костлявых рук скелета. Нас остановил взгляд его живых глаз.
— Добрый вечер, — произнес он спокойным, без всякой интонации голосом, будто мы были его гостями, а не ожидающими приговора преступниками. Будьте добры присесть.
Мы поклонились и сели каждый на краешек кресла, не сводя с него глаз.
— Я думаю, удобнее всего нам будет говорить по-английски? - осведомился он.
Я счел вопрос риторическим. Мог ли он не знать? Чтобы скрыть свою неловкость, я ответил:
— Совершенно верно, Ваша честь… сэр… Как вы помните, на Иштар это уже давно язык общечеловеческий. Те, кто там постоянно живут, даже по-испански говорят хуже — нет практики. Так случилось, что персонал базы в самом начале был в основном англоязычный… а с тех пор они были в изоляции…
— До последних событий, — оборвал он мою бессвязную речь.
Дзк, сказали часы. Дзк. Дзк. Через минуту Эспина пошевелился и спросил:
— Кто желает кофе, кто — чай?
Каждый из нас пробормотал свой выбор; он подозвал слугу и отдал распоряжение. Пока тот выходил, Эспина достал из складок своего одеяния серебряный портсигар, зажал между пожелтевшими пальцами сигарету и, глубоко затянувшись, прикурил от зажигалки.
— Курите, если желаете, — пригласил он без радушия или враждебности. Просто проинформировал нас, что он не возражает. Мы не шевельнулись. Его взгляд холодил, как ветер с вершин.
— Вы удивлены, что я вас сюда позвал, — произнес он наконец. — Это против всех обычаев, не так ли? Кроме того, если даже судья считает своим долгом провести конфиденциальный допрос заключенных, то зачем таскать их физически через половину земного шара?
Он глубоко затянулся, и его лицо египетской мумии скрыла дымная вуаль.
— Что касается второго пункта, — продолжал он, — голография вполне могла бы избавить меня от путешествий, к которым я потерял вкус. Но это не совсем то, что живая плоть, — он посмотрел на свою высохшую руку, — которой у вас все ещё более чем достаточно. Когда вы здесь, у меня дома и у меня на глазах, это совсем не то, что предстать перед моей цветной тенью. Хотел бы я, чтобы побольше чиновников это понимали.
Его охватил приступ кашля. Перед моим мысленным взором пролетел список его исторических решений и речей. Никогда нельзя было заметить в нем такой телесной немощи. Уж не давал ли он команду компьютерам стереовизоров на микрозадержку и корректировку передаваемых изображений? Это стандартная практика для политиков, наравне с другими способами приукрашать действительность. Но Трибун Эспина никогда не делал себе поблажек. Или делал?
Он судорожно вдохнул, затянулся новой порцией яда и продолжил:
— Что же касается пункта первого, то в моем кабинете не бывает рутинных процедур. Ни одно дело не имеет прецедентов.
— Подумайте сами, — ответил он на наше невысказанное удивление. — Мои суд — последний суд для тех дел, которые ни под какую юрисдикцию не подпадают. Следовательно, полного прецедента существовать не может. На приблизительных, определениях могут базироваться не только законодательства, но даже философии. «Человек» — такое же бессмысленное слово, как «флогистон».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87