Придется оплатить нам сверхурочные.
— Если бы я хотел быстро обогатиться, я бы это сделал как изыскатель! - воскликнул Холлидей.
— Когда ты прекратишь таскаться со своим счетчиком Гейгера, чтобы у тебя нашлась свободная минутка? — вмешался Ямагута. — Фобос состоит только из гранита и железа.
— У меня есть свои соображения по этому поводу, — пробурчал Холлидей.
— Черт возьми, каждый должен менять соображения в этом проклятом месте, — заявил Романович. — Я бы сам попробовал спереть эти камушки, просто чтобы развлечься… — Он оборвал фразу, почувствовав на себя тяжелый взгляд Грегга.
— Ладно! — воскликнул Ямагута. — Отойдите немного, инспектор, и в ваших же собственных интересах дайте нам работать.
«Джейн» приближалась. Ее скорость почти сравнялась со скоростью Фобоса. Почти, но не совсем — оставались, как всегда, неучтенные возмущающие воздействия. После корректировки курса телеуправляемыми ракетными двигателями начали посадку, и вся группа засуетилась.
В свободном падении «Джейн» уже подошла к Фобосу на дистанцию тысячи миль. Это был шар радиусом в 150 метров, громадный и массивный, но мелкий по сравнению с несоизмеримо большим объемом спутника. И тем не менее Фобос — это всего лишь точка в пространстве.
По радиокоманде запустили гироскопы, очень, очень медленно поворачивавшие корабль, пока его приемная антенна не нацелилась на пункт приземления. Затем шум ракетных двигателей уменьшился почти до шепота. Корабль находился над планетодромом, траектория его движения была параллельна касательной к поверхности планеты.
Ямагута резко опустил рукоятки, и двигатели взревели, оставляя на небе пунцовую нить. Он их вновь остановил, справился со своими расчетами.
— О'кей, можно приземляться.
Относительная скорость «Джейн» с учетом вращения и орбитальной скорости Фобоса равнялись теперь нулю, и корабль стал падать. Ямагута развернул его дюзами вниз, после чего успокоился и отер лоб, а Романович занял его место. Работа была слишком изматывающей, чтобы ее можно было доверить одному человеку. Романович довел тяжелую сферу до расстояния нескольких метров от «люльки». Штейнман закончил операцию, заставив ее сесть в посадочное устройство, как яйцо в рюмку. Он остановил двигатели, и воцарилась тишина.
— Уф! Шюк, а если чего-нибудь выпить? — Ямагута поднял слегка дрожащую руку, глядя, на нее с невозмутимым видом.
Холлидей улыбнулся и отправился искать бутылку. Она обошла всех по кругу. Грегг не стал пить. Он не сводил глаз с поля, где техник проверял радиоактивность почвы. Результат был благоприятным, и полицейские с револьверами в руках направились к громадному кораблю. Один из них вскарабкался по трапу, открыл люк, влез внутрь.
Казалось, до его возвращения прошла вечность. Затем он поспешно выскочил. Грегг выругался и нажал кнопку радиопередатчика.
— Ибарра! Что там случилось?
— Синьор, синьор инспектор… — послышалось в радиошлеме. Драгоценности исчезли!
Сабея, как хорошо известно, — это название, данное людьми Земли древнему городу, спрятавшемуся под марсианскими тропиками, на пересечении «каналов» Физона и Евфрата.
Человеческое горло не может повторить звуки Верхнего Шланнаха, хотя приблизительное воспроизведение возможно. И люди Земли никогда не строили городов, целиком состоящих из башен, расширяющихся кверху и обитаемых более 20.000 лет. А если бы совершили нечто подобное, то приглашали бы туристов приехать и увидеть все. Марсиане предпочитали обогащаться методами более благородными, хотя их репутация скопидомов превзошла шотландскую. В результате, хотя межпланетная торговля процветала и Фобос имел статус свободного порта, человек был редким гостем в Сабее.
Проходя торопливо по улицам, окаймленным каменными грибами, Грегг чувствовал себя объектом любопытства. Он утешал себя тем, что в костюме земного летчика его не узнают. Но всегда серьезные марсиане не только не рассматривали его, а отворачивались, что было гораздо хуже.
Улица Пищевиков — тихая, на ней можно встретить жилища ремесленников, философов и просто жилые дома. На ней не увидишь танцев влюбленных или процессию алебардщиков, здесь не случается чего-либо, более привлекающего внимания, чем четырехдневная дискуссия об относительности класса пуль или случайный обмен выстрелами. Причина в том, что самый знаменитый частный сыщик планеты живет на этой улице.
Грегг всегда испытывал странное чувство, когда бывал на Марсе с его голубым глубоким и холодным небом, маленьким солнцем, низким атмосферным давлением, воздухом бедным кислородом и заглушающим звуки. Но он любил Сиалоха, и, когда взбежал по лестнице, постучал молотком в дверь квартиры на втором этаже и вошел, у него было ощущение, что он избавился от кошмара.
— А! Грегг. — Сыщик отставил струнный инструмент, на котором играл, и неуклюже пошел навстречу гостю. — Вот приятный сюрприз! Входите, дорогой друг, входите же.
Он гордился своим английским, но невозможно воспроизвести свистящее и дребезжащее произношение марсиан. Впрочем, Грегг давно к нему привык.
Он осторожно вошел в узкую и высокую комнату. Фосфоресцирующие змеи, которые освещали ее по ночам, спали, свернувшись в кольцо на каменном полу, среди вороха бумаг, различных предметов и оружия; красный песок покрывал подоконники готических окон. Сиалох обслуживал себя только сам. В одном углу находилась небольшая химическая лаборатория. Все стены увешаны полками — криминалистическая литература трех планет, марсианские отчеты, микропленки с Земли, говорящие камни с Венеры. В одном из углов барельефы, изображавшие царствующего «Матриарха», были изрешечены пулями.
1 2 3 4 5 6 7