ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
пышные султаны из перьев трепетали на ветру. На носилках пронесли богатого купца, на других — куртизанку в пестрых одеяниях; оба взирали вокруг с ленивым высокомерием. Облаченный в черное христианский проповедник отступил с дороги, пропуская аскетичного местного мага, и перекрестился, когда тот прошел. Скотоводы, пригнавшие овец из засушливых степей, бродили, тараща глаза на соблазны, сулящие им перспективу вернуться в свои шатры без единого гроша. Насвистывала флейта, рокотал бубен, кто-то пел высоким дрожащим голосом.
Алият знала, что это ее родной город, ее родной народ, и все-таки чувствовала какую-то странную отрешенность от всего и от всех.
— Госпожа! Госпожа!..
Заслышав зов, она остановилась. К ней сквозь толпу пробирался Небозабад. Те, кого он поневоле оттолкнул, сыпали ему вслед проклятиями, но Небозабад пропускал их мимо ушей. С первого же взгляда на его лицо Алият все поняла, и предчувствие камнем легло на душу.
— Госпожа, я надеялся, что перехвачу тебя. — Юноша совсем запыхался. — Я был с хозяином, твоим мужем, когда… У него удар. Он вымолвил твое имя. Я послал за лекарем, а сам бросился за тобой…
— Веди меня, — будто со стороны, услышала Алият собственный голос.
И он повел ее, расчищая дорогу — шумно, грубо и быстро. Они возвращались домой, а над ними наливалось сиянием жаркого солнца равнодушное небо.
— Подожди, — распорядилась она у дверей спальни и вошла одна.
Не стоило обижать Небозабада, оставляя его в коридоре. Она просто не подумала, что в покоях уже находится человек пять рабов, благоговейно и беспомощно жмущихся в сторонке. Но там же был и последний их сын, Хайран. Склонившись над ложем, он обнимал умирающего, взывая к нему:
— Отец, отец, ты слышишь меня?..
Барикай закатил глаза. На фоне разлившейся по лицу голубоватой бледности белки выглядели отвратительно. На губах пузырилась пена, дыхание то рвалось из груди шумными всхлипами, то совсем затихало; потом грудь опять лихорадочно вздымалась и замирала вновь. Бисерные завесы на окнах вроде бы должны были притушить прискорбное зрелище — но в сумраке Алият видела все даже более отчетливо.
Хайран поднял голову. По его бородке сбегали слезы.
— Мама, боюсь, он умирает…
— Знаю.
Она преклонила колени у постели, отодвинула руки сына, обняла Барикая и положила щеку ему на грудь. Она слышала, она ощущала, как жизнь покидает тело. Поднявшись с колен, Алият закрыла мужу глаза, попыталась утереть лицо. Подоспел лекарь.
— Этим могу заняться я, моя госпожа, — сказал он.
— Я приготовлю его сама, — отвергла предложение Алият. — Это мое право.
— Не бойся, мама, — неровным голосом произнес Хайран, — я буду хорошо тебя содержать… Тебе обеспечена покойная, мирная старость…
Голос его вдруг стих, слова оборвались. Взгляд наполнился изумлением, как у лекаря и рабов. Караванщик Барикай не прожил на свете и семи десятков лет, но по внешности ему можно было дать и больше — в седине редко проглядывал черный волос, изможденное лицо изрезали морщины, от некогда крепкого тела остались лишь кожа да кости. Зато вдова, стоявшая над ним, казалась женщиной всего лишь двадцати весен.
4
У виноторговца Хайрана родился внук, и в доме царило безудержное веселье. Пир, который дед и отец ребенка задали родне и друзьям, затянулся до поздней ночи. Алият рано удалилась от женского стола, скрывшись в своей комнате в глубине здания. Никто и не подумал поставить ей это в упрек; в конце концов, какое бы уважение ни принесли ей годы, ноша их нелегка.
Она удалилась вовсе не для отдыха, как думали все. Наедине с собой Алият распрямила спину и перестала шаркать, приволакивая ноги. За дверью она сделалась совсем иной женщиной, проворной и гибкой. Просторные черные одеяния, призванные скрыть фигуру, развевались от стремительности движений. Голова была в платке, как обычно, — чтобы скрыть черноту волос. Домашние часто отмечали, что у нее на диво молодые лицо и руки; на сей раз она спрятала лицо под покрывалом.
Навстречу попался раб, бредущий по своим делам. Он узнал ее, но ограничился простым приветствием. Этот не станет молоть языком о том, кого видел. Он тоже стар и усвоил, что старикам надо прощать их маленькие чудачества.
Ночной воздух был благословенно прохладен и свеж. Улицу залила тьма, но ноги Алият знали здесь каждый камешек и легко нашли дорогу к Колоннаде, а оттуда к агоре. Над крышами взошла полная луна, затмив своим сиянием близлежащие звезды, — зато остальные звезды мерцали и переливались, щедро усыпав высокий небосвод, оттенявший белоснежные колонны. Шаги Алият отдавались в тишине громким эхом. Большая часть горожан давно почивала в своих постелях.
Она понимала, что идет на риск, но не слишком значительный. Городская стража и при персах продолжала поддерживать закон и порядок. Один раз Алият пришлось переждать за колонной, пока патруль пройдет мимо. Наконечники копий стражников сияли, как ртуть. Если бы ее заметили, то могли бы настоять на том, чтобы препроводить ее домой, — или приняли бы за блудницу и принялись задавать вопросы, на которые нет ответа.
«Почему ты шляешься в темноте?» — она бы не сумела объяснить, не было у нее объяснения, и все-таки она должна была на время уйти от всех, если не хотела забиться в истерике.
Подобное случалось с ней и раньше.
На улице Базарщиков она повернула к югу. Справа от нее устремлял к небесам свои изящные порталы театр. Слева призрачно светилась при лунном свете стена вокруг агоры. Говорили, что это лишь жалкие остатки былого величия, — люди в отчаянии разломали постройки на укрепления, когда римляне взяли город в осаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223
Алият знала, что это ее родной город, ее родной народ, и все-таки чувствовала какую-то странную отрешенность от всего и от всех.
— Госпожа! Госпожа!..
Заслышав зов, она остановилась. К ней сквозь толпу пробирался Небозабад. Те, кого он поневоле оттолкнул, сыпали ему вслед проклятиями, но Небозабад пропускал их мимо ушей. С первого же взгляда на его лицо Алият все поняла, и предчувствие камнем легло на душу.
— Госпожа, я надеялся, что перехвачу тебя. — Юноша совсем запыхался. — Я был с хозяином, твоим мужем, когда… У него удар. Он вымолвил твое имя. Я послал за лекарем, а сам бросился за тобой…
— Веди меня, — будто со стороны, услышала Алият собственный голос.
И он повел ее, расчищая дорогу — шумно, грубо и быстро. Они возвращались домой, а над ними наливалось сиянием жаркого солнца равнодушное небо.
— Подожди, — распорядилась она у дверей спальни и вошла одна.
Не стоило обижать Небозабада, оставляя его в коридоре. Она просто не подумала, что в покоях уже находится человек пять рабов, благоговейно и беспомощно жмущихся в сторонке. Но там же был и последний их сын, Хайран. Склонившись над ложем, он обнимал умирающего, взывая к нему:
— Отец, отец, ты слышишь меня?..
Барикай закатил глаза. На фоне разлившейся по лицу голубоватой бледности белки выглядели отвратительно. На губах пузырилась пена, дыхание то рвалось из груди шумными всхлипами, то совсем затихало; потом грудь опять лихорадочно вздымалась и замирала вновь. Бисерные завесы на окнах вроде бы должны были притушить прискорбное зрелище — но в сумраке Алият видела все даже более отчетливо.
Хайран поднял голову. По его бородке сбегали слезы.
— Мама, боюсь, он умирает…
— Знаю.
Она преклонила колени у постели, отодвинула руки сына, обняла Барикая и положила щеку ему на грудь. Она слышала, она ощущала, как жизнь покидает тело. Поднявшись с колен, Алият закрыла мужу глаза, попыталась утереть лицо. Подоспел лекарь.
— Этим могу заняться я, моя госпожа, — сказал он.
— Я приготовлю его сама, — отвергла предложение Алият. — Это мое право.
— Не бойся, мама, — неровным голосом произнес Хайран, — я буду хорошо тебя содержать… Тебе обеспечена покойная, мирная старость…
Голос его вдруг стих, слова оборвались. Взгляд наполнился изумлением, как у лекаря и рабов. Караванщик Барикай не прожил на свете и семи десятков лет, но по внешности ему можно было дать и больше — в седине редко проглядывал черный волос, изможденное лицо изрезали морщины, от некогда крепкого тела остались лишь кожа да кости. Зато вдова, стоявшая над ним, казалась женщиной всего лишь двадцати весен.
4
У виноторговца Хайрана родился внук, и в доме царило безудержное веселье. Пир, который дед и отец ребенка задали родне и друзьям, затянулся до поздней ночи. Алият рано удалилась от женского стола, скрывшись в своей комнате в глубине здания. Никто и не подумал поставить ей это в упрек; в конце концов, какое бы уважение ни принесли ей годы, ноша их нелегка.
Она удалилась вовсе не для отдыха, как думали все. Наедине с собой Алият распрямила спину и перестала шаркать, приволакивая ноги. За дверью она сделалась совсем иной женщиной, проворной и гибкой. Просторные черные одеяния, призванные скрыть фигуру, развевались от стремительности движений. Голова была в платке, как обычно, — чтобы скрыть черноту волос. Домашние часто отмечали, что у нее на диво молодые лицо и руки; на сей раз она спрятала лицо под покрывалом.
Навстречу попался раб, бредущий по своим делам. Он узнал ее, но ограничился простым приветствием. Этот не станет молоть языком о том, кого видел. Он тоже стар и усвоил, что старикам надо прощать их маленькие чудачества.
Ночной воздух был благословенно прохладен и свеж. Улицу залила тьма, но ноги Алият знали здесь каждый камешек и легко нашли дорогу к Колоннаде, а оттуда к агоре. Над крышами взошла полная луна, затмив своим сиянием близлежащие звезды, — зато остальные звезды мерцали и переливались, щедро усыпав высокий небосвод, оттенявший белоснежные колонны. Шаги Алият отдавались в тишине громким эхом. Большая часть горожан давно почивала в своих постелях.
Она понимала, что идет на риск, но не слишком значительный. Городская стража и при персах продолжала поддерживать закон и порядок. Один раз Алият пришлось переждать за колонной, пока патруль пройдет мимо. Наконечники копий стражников сияли, как ртуть. Если бы ее заметили, то могли бы настоять на том, чтобы препроводить ее домой, — или приняли бы за блудницу и принялись задавать вопросы, на которые нет ответа.
«Почему ты шляешься в темноте?» — она бы не сумела объяснить, не было у нее объяснения, и все-таки она должна была на время уйти от всех, если не хотела забиться в истерике.
Подобное случалось с ней и раньше.
На улице Базарщиков она повернула к югу. Справа от нее устремлял к небесам свои изящные порталы театр. Слева призрачно светилась при лунном свете стена вокруг агоры. Говорили, что это лишь жалкие остатки былого величия, — люди в отчаянии разломали постройки на укрепления, когда римляне взяли город в осаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223