Пол АНДЕРСОН
ВЫПОЛНЕННОЕ ЗАДАНИЕ


ПРОЛОГ
- Левую руку, - голос тощего человека был равнодушным. - Освободите
запястье.
Уильям Бейли отвернул манжету; тощий человек приложил к руке что-то
холодное и кивнул в сторону ближайшей двери:
- Сюда, первая плита справа, - сказал он и отвернулся.
- Одну минуту, - начал Бейли, - я хотел...
- Давай, иди, приятель, - ответил тощий человек. - Все происходит
быстро.
Бейли почувствовал острую боль в сердце.
- Вы имеете в виду - вы уже... с этим уже закончено?
- Именно для этого ты здесь, верно? Первая плита, дружище. Пойдем.
- Но не прошло и двух минут, как я здесь...
- А чего ты ждешь? Органной музыки? Послушай, приятель, - тощий
человек мельком взглянул на стенные часы. - У меня сейчас перерыв,
понимаешь?
- Я думал, у меня, по крайней мере, будет время для... Для...
- Имей совесть, приятель. Ты делаешь это сам, я же не обязан тащить
тебя силой, понимаешь? - Тощий человек распахнул дверь, проталкивая Бейли
сквозь трупный запах и запах химикатов, и указал на койку, стоящую в
узкой, занавешенной нише.
- На спину, руки и ноги вытянуть.
Бейли принял требуемое положение; он приподнялся, когда тощий человек
стал обвязывать ремнями лодыжки.
- Расслабься. Просто, если мы опаздываем, и я не возвращаюсь к
клиенту в течение, скажем, двух часов, и он деревенеет... Ну, ящики
выпускают одного размера, понимаешь, о чем я говорю?
Мягкая теплая волна захлестнула Бейли, когда он откинулся на спину.
- Эй, ты ничего не ел в последние двенадцать часов? - Лицо тощего
человека стало расплываться, превращаясь в розовое пятно.
- Я оооуууммм... - услышал Бейли свой голос.
- О'кей, спи крепко, приятель, - прогремел голос тощего человека и
замер.
В последнее мгновение, когда над ним уже смыкалась бесконечная
темнота, Бейли подумал о словах, высеченных на гранитном портале Центра
эвтаназии: "...пусть придут ко мне уставшие, бедные, утратившие надежду,
жаждущие свободы. Для них я поднимаю светильник у бронзовой двери..."

ОДИН
Потом яд вступил в реакцию с гемоглобином, и он умер.
Смерть пришла как ураган. Казалось, его выдувало ветром, кружило в
вихре, бросало вверх и вниз, и снова вверх, в реве и свисте, в шуме
чудовищного галопа. Он не знал, хлестал ли его ветер холодом или опалял
жарой. Он об этом и не думал - его глаза ослепляли молнии, громом
отзывался стук зубов.
"Глаза?" - промелькнула вспышка удивления. - "Зубы? Но я мертв. На
том бланке, который я заполнил в трех экземплярах, будет стоять штамп
"Выполнено", и скучающий служащий покатит ящик - и меня в нем - к
спускному желобу крематория и... взяли! дружно! Наступит преображение, я
перестану быть Уильямом Бейли, я стану статистикой."
Он пытался ухватиться за реальность, но ловил лишь хаос.
Головокружение тащило его сквозь бесконечную спираль. Где-то и везде Бог
вел счет: "Ноль, один, десять, одиннадцать, сто, сто один, тысяча десять",
тихим сухим голосом. Бейли думал о том, что его несуществующий живот
превратился в осьминога с кишками вместо щупальцев. Этот осьминог мог бы
съесть его и, таким образом, себя, но в этом не было противоречия,
поскольку вселенная внутри Уильяма Бейли топологически была идентичной с
Уильямом Бейли, находящимся внутри вселенной, и поэтому, может быть, если
бы вселенная проглотила сама себя, он освободился бы от своего безумия.
Это, наверное, потеря чувствительности, думал он, кружась в вихре.
Поскольку я мертв, у меня нет тела, следовательно - нет ощущений,
следовательно - информация об ощущениях не поступает, следовательно - у
меня галлюцинации, следовательно - я, наверное, уже стал прахом; поскольку
у меня нет никакой возможности измерить время - если время вообще имеет
какое-либо значение после смерти - столетия могли уже пройти с тех пор,
как я стал просто статистикой. Несчастная статистика, вечно кружащаяся
среди урагана и беспрерывного счета. Мне не нужно было так спешить со
смертью.
Почему я так поступил?
Не могу вспомнить. Не могу вспомнить. Там были строения, да, и еще со
вкусом разбитые парки. Я вошел на территорию - так ведь? - да, мне
кажется, я искал - ах, да - совета. Или, возможно, кого-нибудь, кто сказал
бы мне, что я не в таком уж трудном положении, что мне следует пойти домой
и обдумать все хорошенько. Но мое преображение уже началось. В тот миг,
как я пересек этот порог, я уже был не человеком, а категорией, которую
посылали от одного стола к другому - вежливо, спокойно, но настолько
быстро, что у меня не было возможности подумать; я неумолимо приближался к
той комнате в конце коридора.
Что было до последнего часа моей жизни? Не знаю.
"Сто тысяч сто десять, - считал Бог, - сто тысяч сто одиннадцать, сто
одна тысяча."
Я не знаю! - пронзительно кричала статистика. - Я не могу вспомнить.
"Сто одна тысяча один, сто одна тысяча десять."
Зачем они это сделали со мной? - кричали частицы. - Почему они
позволили мне это сделать? Они же знали - я был слишком слаб, чтобы
думать."
"Сто одна тысяча одиннадцать."
Более того. Нас слишком много. Но все-таки свобода выбирать смерть -
это не свобода для нас. Они убили нас.
"Сто одна тысяча сто."
- Заткнись, будь ты проклят! Где Ты был, когда они меня убивали?
Почему ты позволил им это сделать? У них было не больше здравого ума, чем
у этих жалких толп психотиков, невротиков, психо-невротиков:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23