– Я люблю тебя, Аннализа, – прошептал он.– Я знаю, – ответила она, ощущая, как дрожь удовольствия пробегает по телу от прикосновения к коже горячих ладоней.– Я люблю тебя с той самой минуты, как ты спустилась по трапу самолета, ведя за руку сына, – признался он.Отдаваясь завораживающей ласке его рук и голоса, Аннализа рассеянно следила за разноцветными парусами, лениво скользившими по голубой глади бухты под полуденным солнцем.– Женщины умеют ценить чувства, выраженные взглядом и молчанием, – сказала она. – Я всегда знала, что ты меня любишь. Ты мне очень дорог. Меня влекло к тебе и, может быть, все еще влечет. Но я не люблю тебя, Джордж. Я не могу тебя любить.– Ты ведешь себя так, словно дала кому-то обет вечной верности, – он ощутил зависть к мужчине, пробудившему в ней столь глубокие чувства.– Прошу тебя, Джордж. Не хочу вспоминать о призраках, – Аннализа взяла его руку и благодарно поцеловала. – Сегодня я решила быть счастливой и тебе подарить счастье. Хоть один разок, – наконец-то она была свободной в своих действиях.Аннализа поднялась на ноги.– Идем, – позвала она.Они вместе прошли по парку вдоль тропинки, спускающейся вниз по склону холма к бухте. Джордж обнял ее за плечи, и она склонила голову ему на плечо, наслаждаясь непривычным ощущением покоя.В глубине парка стоял небольшой садовый домик, северная стена которого отвесно нависала над морем. Живописное деревянное строение с остроконечной крышей, увитое плющом, служило убежищем Аннализе. Она сама обставила его в типично итальянском вкусе и пряталась в нем в тяжелые и грустные минуты жизни. Это был ее buen retiro Укромный уголок ( исп .).

, островок уединения, надежное место, где она могла заглянуть себе в душу. Здесь она писала письма отцу и крестной, здесь вспоминала Кало.Садовый домик в глубине парка не принадлежал никому из семейства Брайан, он был ее исключительной собственностью на чужой земле. В нескольких метрах от домика была калитка, за ней проходила оживленная автострада, привлекавшая туристов благодаря великолепной панораме.Аннализа вела Джорджа в свое маленькое имение. В свой дом. * * * – Hasta maana До завтра ( исп .).

, Бруно, – сказал Дон Тейлор мальчику, вышедшему из «Кадиллака» у парадных дверей виллы.– Hasta maana, Дон, – прокричал в ответ Бруно. – Muchas gracias До завтра, большое спасибо ( исп .).

.– De nada Не за что ( исп .).

, – улыбнулся шофер, глядя, как он бегом, по своей обычной привычке, поднимается по ступенькам.Было четыре часа дня. Дон привез его из школы на Ломбард-стрит, и теперь ему предстояло срочно вернуться в город, на Юнион-сквер, за мистером Брайаном. Хозяин в этот день решил вернуться домой раньше обычного. Для Дона это была хорошая новость, означавшая, что сам он тоже сможет прийти домой пораньше и провести целый долгий вечер с семьей.Мадемуазель Югетт, пожилая французская гувернантка Бруно, служившая в доме с момента прибытия молодой хозяйки с сыном в Америку, остановила его на бегу.– Bonsoir Добрый вечер ( фр .).

, Мад, – уменьшительное от «мадемуазель» стало для нее именем собственным. Бруно начал звать ее так, когда ему был год. Они отлично ладили друг с другом.– Bonsoir, mon choux Добрый вечер, душенька ( фр .).

, – ответила она, ведя его в спальню, чтобы помочь переодеться.Распорядок был тот же, что и всегда: после душа он оденется, позанимается на пианино с Мад (не столько из любви к музыке, сколько для того, чтобы угодить отцу), а потом можно будет немного поиграть или посмотреть телевизор в ожидании ужина.Вдруг его осенило. Сегодня у него имеется отличный повод нарушить надоевшее расписание, избежать навязанного ему раз и навсегда плана действий.– Мне надо немедленно поговорить с мамой, – объявил он, повергнув в полную растерянность гувернантку, которой, впрочем, всегда не хватало быстроты реакции в общении с ним.– Прошу тебя, Бруно, у меня могут быть неприятности. – Она была не в состоянии справиться с мальчиком, а он, расшалившись, становился просто неуправляемым, как стихия.– Мне нужно сообщить маме очень важную новость! – Он уже мчался вниз по лестнице, кубарем скатываясь по ступеням.– Ты поговоришь с ней позже, Бруно, – ее слабый голос уже едва достигал его ушей.– Только на минутку, Мад, – крикнул он, выбегая во дворик. – Я сейчас вернусь.Обычно в это время он заставал мать в бассейне и был уверен, что она не рассердится, потому что новость, которую он хотел сообщить, и вправду была прекрасной. Учительница на уроке истории рассказала детям об Италии, а главное, о Сицилии, о найденных на острове финикийских и греческих поселениях, и даже показала диафильм об этих древних цивилизациях.– Тебе повезло, Бруно, – сказала она. – Скоро ты сам увидишь эти памятники прошлого, они в каком-то смысле принадлежат и тебе.Мальчик покраснел, чувствуя себя в центре всеобщего внимания, ему бы хотелось, чтобы мама была там и слышала эти слова. В бассейне ее не было. Он вошел в парк и направился к садовому домику в полной уверенности, что найдет ее там. Так весело было бежать по садовым дорожкам наперегонки с экзотическими бабочками.Дверь домика была закрыта. Бруно повернул ручку, зовя мать, и как вкопанный застыл на пороге, поначалу даже не поняв, что означает клубок переплетенных тел, бьющихся и ищущих друг друга в полутьме на широком диване.Потом, когда до него дошло, что нечто чудовищное происходит между его матерью и дядей Джорджем, он зажал себе рот рукой от боли и снова прошептал «мама», но с губ не сорвалось ни единого звука. В этот момент лица Аннализы и Джорджа повернулись к нему, и мальчик увидел в их глазах отражение своего собственного ужаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153