– Не обижайся, – сказал он примирительно, – ты прекрасно знаешь, что никто не сделал для нее больше, чем ты.– Иногда мне приятно слышать, что ты это признаешь, – принцесса промокнула уголки глаз вышитым платочком. – Ты думаешь, Аннализа и Кало?.. – До нее вдруг дошло, что речь идет о непредвиденной ситуации.– Ничего я не думаю. – Барон глотнул коньяку, еще больше бледнея и будучи не в силах скрывать свое беспокойство.– Это исключено, – решительно возразила принцесса, за несколько секунд обдумав все возможные варианты. – Кало ни за что не посмеет…– Зато Аннализа посмеет! – прогремел он, сжимая своими сильными руками узорчатую ткань обивки. – Она всегда добивается своего. И ты прекрасно это знаешь! – Донна Миранда всегда напоминала ему поговорку о девочке, которая так много знала, что ей следовало бы родиться мальчиком.– Она только что вышла замуж! – в ужасе прошептала принцесса, вспоминая влюбленность Аннализы, ее романтические всплески, но тут же припомнив, как ее крестница отнеслась к предложению Филипа Брайана. – В любом случае, – добавила она, – я отказываюсь верить в столь чудовищные вещи.– Слова! – фыркнул барон. – Ты всегда была мечтательницей. Заморочила себе голову прекрасной сказочкой о любви к американскому офицеру. Так в нее поверила, будто это произошло с тобой. Будто это твоя собственная сказочка, – попрекнул он ее.– Прошу тебя, Пеппино, – вышитого платочка уже явно не хватало, чтобы удержать поток слез.– А здесь речь идет не о романтике, – безжалостно продолжал барон, – нет, о куда более практических вещах. Этот парень, приехавший из Америки, конечно, всем хорош, только яйцами мелковат против Кало! В этом все дело, но вот никто этого не понял, кроме Аннализы. Уж она-то сразу поняла, что к чему, раньше, чем американец успел увезти ее отсюда. Вот и отправилась на поиски единственного в нашем краю мужчины, достойного этого звания!– Ты говоришь так, словно одобряешь их постыдное поведение, – ужаснулась принцесса. – Ты их как будто защищаешь, а не порицаешь.– Что толку порицать уже свершившийся факт… если, конечно, он свершился. Плакать над убежавшим молоком – это для меня слишком большая роскошь. Бесполезная трата времени. Зачем зря пыль подымать! Все это пустые слова, одни лишь пустые слова! – он опять сорвался на крик.– Пеппино, ради бога, успокойся! – Ей нечасто доводилось видеть его таким расстроенным, но при мысли об угрозе, нависшей над головой его дочери, она и сама приходила в ужас.– «Успокойся!» Еще одно глупое слово! – рычал барон. – Еще одно дурацкое, бессмысленное слово!– Ты что, хочешь, чтобы пошли сплетни? – всполошилась она. – Слуги…– Здесь никто ничего не видит и не слышит. А самое главное – наши слуги не болтают, – он разрядил свой гнев и теперь говорил с печальной улыбкой. – Что же до этих двоих, – добавил он с нежностью, – если им было суждено судьбой встретить друг друга, пусть бог их простит. – Он с трудом поднялся с удобного глубокого кресла и тут заметил, что уже успел прорвать ногтями ткань на подлокотниках.– Что же ты намерен делать? – Принцесса была взволнована, встревожена и не могла этого скрыть.– А что, по-твоему, я должен делать? – философски возразил он. – Думаю пойти спать… если, конечно, усну.– Я хочу сказать, что ты собираешься предпринять насчет этих двоих… этих детей, – она была сбита с толку тем, как безропотно барон примирился с ситуацией.– Ничего я не стану предпринимать. – Несмотря ни на что, было ясно, что Кало остается его любимцем. – Может быть, ничего и не случилось, Роза. Вернее, – уточнил он, – скажем так: ничего не случилось. – Он положил свои сильные и нервные руки на округлые плечи принцессы и взглянул на нее с почти братской нежностью, вспоминая о далеких юношеских забавах.– Ладно, скажем так, – согласилась принцесса, с благодарностью улыбаясь воспоминанию об их любви.– Когда закончится война, – заметил он, – Аннализа последует за мужем в Америку, и все эти тени исчезнут.Затем, словно вспомнив в последнюю минуту о действительно важном деле, барон добавил:– Завтра же не забудь послать за обойщиками. Пора сменить обивку на этих креслах. * * * Наступило Рождество. На виллу Сан-Лоренцо прибыла высокая канадская ель, сопровождаемая письмом от родителей Филипа. Это был их рождественский подарок.«Фил, – писали они в пространном рождественском послании к невестке, – сказал нам, что на Сицилии ели не растут. Мы бы хотели, чтобы это дерево было посажено в вашем парке в память о нас».Далее шли сердечные пожелания и типично американские соображения, совершенно для нее непостижимые. Но все же Аннализа оценила значение подарка, хотя и сомневалась, что канадская ель сможет прижиться в парке Монделло.Барон Сайева, в свою очередь, спрашивал себя, как этим неутомимым Брайанам удалось в военное время переправить елку из Соединенных Штатов на Сицилию.Больше всего Аннализу мучила и унижала необходимость притворяться. Когда Филип приходил к ней, полный желания, она была вынуждена разыгрывать страсть, которой не испытывала, ибо самая потаенная часть ее существа принадлежала другому. А этот другой, то есть Кало, после памятной грозы, когда они вместе открыли для себя любовь и секс, зарождение и удовлетворение желания, окончательно исчез из ее жизни.– Ты хорошеешь с каждым днем, – Филип демонстрировал ей свою любовь, осыпая ее все новыми и новыми подарками.– Это потому, что ты меня любишь, – она утратила свою прежнюю находчивость, отделываясь банальными фразами.Филип энергично покачал головой в знак того, что дело вовсе не в его любви, и вытащил из кармана футляр черного бархата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153