Филип был не в том состоянии, когда придают значение таким тонкостям. Он думал о сложном пути, который пришлось преодолеть фамильной драгоценности, чтобы вовремя попасть из Сан-Франциско к нему в руки в Палермо. Вспомнил он и о милой Мэри-Джейн, удовлетворившейся кратким искренним признанием и безропотно освободившей его от данного слова.Теперь для него открывались врата нового рая; страсть, толкавшая его к Аннализе, заставила померкнуть печальный и жертвенный взгляд Мэри-Джейн. Он решил, что все закончилось наилучшим образом, и никогда бы не признал, что страсть – это эгоистическое и жестокое чувство, проявляющееся в безоговорочном обладании и исключающее жалость, нежность, человеческое сочувствие к тем, кто находится вне магического круга.Ему хватало Аннализы с ее волнующим телом, кожей, позолоченной солнцем, и тревожащими душу загадками, мелькающими в ее сумрачном взгляде. Он осторожно взял перстень с сапфиром и надел ей на палец, на котором уже блестело венчальное кольцо.– Вот теперь ты действительно моя жена, – торжественно провозгласил он, – Аннализа Брайан Сайева ди Монреале.Потом он поднял ее на руки, пересек гостиную и уложил на постель в спальне для новобрачных.Она позволила ему целовать и ласкать себя, но то, что она чувствовала, уже не было, как в первый раз, неукротимой страстью и мучительным кипением крови. Угасло безумное желание бросить вызов, сплести триумфальный венок и украсить им праздник своей юности. И вспышки румянца сошли с ее лица.Ей было страшно сравнивать, она боялась, что повторится разочарование, пережитое в первый раз. Все ясно сознавая, она спокойно и старательно отвечала на его поцелуи и пыталась ему помочь, но это было невозможно, немыслимо, все равно, как если бы человек в здравом уме попытался проследить логику сумасшедшего. Не было больше греха, не было чувства вины, но что-то в ней надломилось, стыд и неприятие завладели ее душой. Было какое-то несовершенство в их близости, ей казались нелепыми и карикатурными стоны и вздохи мужчины, с натужным пыхтением пытавшегося овладеть ею.В первый раз это получилось как бы само собой. Все произошло очень быстро и торопливо, результат разочаровал ее, но это было просто. Даже слишком. А теперь вместо зарождающейся страсти она испытывала полное неприятие, судорожный и болезненный спазм, не позволявший совершиться совокуплению. Из глубин сознания, ей самой неведомых, выплыли и заполонили воображение ужасные образы насилия.– Что с тобой? – Фил был внимателен и нежен, несмотря на разочарование.– Прошу тебя, оставь меня одну. – Она плакала, униженная и потерянная.– Как хочешь, – сквозь зубы согласился он, набрасывая на плечи кимоно.Он вышел в гостиную. Что-то подобное ему приходилось раньше видеть в кино или читать, но ему и в голову не приходило, что это может случиться с ним самим.Филип удержался от искушения хлопнуть дверью, уселся на диван перед огнем и зажег сигарету. Было в этой непредсказуемой девушке нечто, приводившее его в недоумение.Он любил ее, его неудержимо влекло к ней. Чтобы на ней жениться в военное время, в чужой стране, ему пришлось просить вмешательства политиков и кардиналов, употребив на это все влияние, каким располагала его семья. А она теперь отказывает ему в его законном праве. В первый раз он даже усомнился в ее девственности, а после свадьбы она вдруг превратилась в недотрогу.Он с тоской вспомнил о Мэри-Джейн, своей кроткой и послушной американской невесте, обожавшей его с такой трогательной готовностью. Но между двумя женщинами не могло быть никакого сравнения. Аннализа заключала в себе все: греховность и целомудрие, чистоту и бесстыдство, чувственный порыв и неприступность. Она была пляшущим огоньком, который никому никогда не дается в руки, который нельзя поймать и удержать. И, как переменчивое пламя, она была прекрасна. Ее можно было принять или отвергнуть, но невозможно было изменить.Он швырнул окурок в камин, выпил бокал шампанского и вернулся в спальню.– Ты простудишься, – сказал он с мягким упреком. Аннализа стояла у раскрытых балконных дверей. Ветер надувал шторы, как паруса. Филип бережно обнял ее за плечи. – Не делай так. – Он потянул ее назад, а свободной рукой закрыл двери.– Мне очень жаль, Фил, – Аннализа смотрела на него сквозь слезы почти с испугом.– Я хочу тебя, Аннализа, – умоляюще прошептал он, ведя ее к постели.– Я тоже, – ответила она. Это было правдой: она не могла примириться с мыслью о том, что какой-то таинственный механизм встает на пути ее желания.Филип был осторожен и решителен, он проник в нее с нежной силой, причинив ей боль, доходящую до самого сердца. Аннализа подавила крик и позволила ему заняться любовью с ее телом, но ощутила волнение лишь в тот момент, когда напряжение мужа разрешилось в ней и победная улыбка вновь заиграла на его губах.– Вот видишь, ничего невозможного нет! – с гордостью заметил он.– Не понимаю, что со мной случилось, – оправдывалась Аннализа. – Я так ждала этой ночи с тобой, и вдруг чего-то испугалась. – Его оргазм возбудил ее, глаза вновь засверкали желанием, щеки вспыхнули румянцем. – Мы могли бы начать сначала, – предложила она томным голосом сирены, – я знаю, все будет хорошо, все будет чудесно.Она шептала эти слова, обжигая его губы, уши, шею жарким дыханием, с прежним пылом, совсем как в первый раз. Филип пытался удовлетворить ее со всей страстью, на какую был способен, но уже через несколько минут, показавшихся ей мигом, пресыщенный и усталый, вытянулся рядом с нею.– Ну, теперь все в порядке? – самодовольно спросил он.– Да, дорогой, все хорошо, – с поцелуем ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153