– Ты более знаменит, чем Ричард Бартон Знаменитый английский актер.

или Гюнтер Сакс Мультимиллионер, основатель журнала «Плейбой».

. И ты белый. А я мечтала об африканце, таком же, как я сама.Бруно решил, что Маари шутит, но это было не так.– Я всегда полагал, что расисты – это мы.Официант подал кофе, и Барон закурил сигарету.– Мы не расисты, – объяснила Маари, наклонившись к нему, – просто у нас есть веские причины отстаивать расовое достоинство, которое принадлежит нам по праву. Ваше пресловутое превосходство – это всего лишь плод недоразумения. Именно мы являемся древнейшей расой. Первым представителем вида homo sapiens на земле была африканская женщина. Ты этого не знал?– Решила проверить мой коэффициент умственного развития? – Он почувствовал себя задетым.– Просто пытаюсь объяснить себе самой, что со мной происходит.Они были последними посетителями знаменитого ресторана; усталые официанты стойко и терпеливо ждали, хорошо зная щедрость Барона.– Могу ли я тоже узнать, что с тобой происходит? – спросил он, взяв ее за руки через стол.– Ты мне нравишься, Барон, – призналась Маари. – Но я боюсь оказаться всего лишь предлогом для разрыва нежелательной помолвки.В глазах Бруно сверкнуло удовлетворение.– Можешь не рассчитывать на помощь с моей стороны. Только время покажет, ошибаешься ты или нет.Кофе остывал в чашках.– Видимо, у меня нет другого выбора. – Все ее движения, жесты, взгляд говорили о влюбленности.– Мне кажется, я люблю тебя, – признался он, – но я даже не знаю, кто ты.– Просто женщина, – ответила она. – Может быть, легкая интрижка, а может быть, большая любовь. Ты же сам сказал, что только время поможет ответить на эти вопросы. Время – справедливый судья. Мы можем ему довериться.По знаку Барона метрдотель вызвал такси. Крупная купюра перешла из рук в руки и исчезла, как в цирковом фокусе.– Куда едем? – спросил шофер. Рядом с ним на переднем сиденье лежала, свернувшись, большая немецкая овчарка.– Дай ему свой адрес, – предложил Барон. – Мой телефон сейчас, наверное, разрывается от звонков.– Я не против, – согласилась Маари.Они вышли у здания прошлого века на улице Изящных Искусств и, поднявшись пешком на шестой этаж по узкой каменной лестнице, оказались в мансарде, из окон которой были видны крыши старинного квартала Сен-Жермен-де-Пре. Светало.Маари подошла к телефонному аппарату и сбросила трубку с рычага.– Вот самый простой способ избавиться от телефонных звонков, – сказала она, в очередной раз поразив его. – Ты этого не знал, Барон?– Я искал предлог прийти к тебе, – признался он. – И ничего умнее не придумал.Бруно чувствовал себя необыкновенно легко и хорошо в этом доме, где все дышало покоем. Ему нравились обои в прованском стиле и толстый мягкий палас с разбросанными там и сям подушками. Книжный шкаф занимал целую стену. Одна дверь вела в кухню, другая – в ванную, отделанную темно-розовым кафелем.Маари сбросила туфли, и Бруно последовал ее примеру.– Как ты насчет чашки крепкого кофе? – И, не дожидаясь ответа, она вышла в кухню.Барон огляделся в поисках стула, кресла или кушетки, но в комнате не было даже табуретки, поэтому он решил устроиться на одной из подушек, и это сиденье оказалось вполне удобным.Маари вернулась с двумя большими дымящимися чашками кофе на простом деревянном подносе, поставила его на пол и села рядом с Бруно.– Это и есть весь твой дом? – смущенно спросил он.– Да, а что? Чего-то не хватает? – осведомилась она лукаво.– Кровати, – ответил он. – Если не ошибаюсь, в домах обычно бывают кровати.Маари взяла с подноса чашку и протянула ему.– Там, где я родилась, – добродушно объяснила она, – кроватей не существует. И уверяю тебя, в моей стране люди спят так же крепко, как в Париже. После целого дня тяжелой работы, когда хочется спать, уснешь и на охапке листьев.– Готов признать, что подушки все-таки лучше охапки листьев, – улыбнулся он.– Ты считаешь меня дикаркой? – Она маленькими глоточками пила кофе. Ее колеблющийся стан волновал и притягивал его.– Иногда на охоте, – стал рассказывать Бруно, – мне приходилось спать в спальном мешке. А однажды я спал в сторожке на овечьих шкурах. – Он вспомнил, как Кало однажды привел его в свое тайное убежище. – Но я и вообразить не мог, что в Париже обитает обворожительное существо, которое спит на полу.Маари было приятно вызывать удивление у человека, который, если верить его легенде, не должен был удивляться ничему.– И все же это так.– Снобизм не имеет пределов, – засмеялся Бруно. – Но меня ты не заставишь спать на полу.В глазах Маари загорелось желание.– Я и не думала, что ты пришел сюда спать, – заметила она.– Именно поэтому мне и нужно более или менее удобное ложе. – Их взгляды встретились, руки потянулись друг к другу.– На подушках даже лучше, – сказала она. – Вот увидишь. Сперва проверь, потом поверь.Она поднялась с кошачьей грацией и скрылась в ванной. Вскоре послышались звуки воды, льющейся из душа. Затем она появилась, великолепная в своей наготе, черная и сверкающая, как августовская ночь. Бруно чувствовал себя смущенным и скованным, как во время первого любовного свидания с Люсиллой. Маари была ни на кого не похожа, ее редкостная красота ослепляла, как блеск сокровищ.– Это все еще я, – ободряюще кивнула она.Ему вспомнилась «Венера после купания», статуэтка черного дерева, выделявшаяся среди других предметов искусства на этажерке в одном из салонов на вилле Сан-Лоренцо, такая хрупкая на вид, что ее, казалось, могло переломить одно дуновение, и такая прочная, что никакой ураган ей был не страшен.– Ты прекрасна, – прошептал Бруно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153