Торговец был мужчина высокий и толстый, с открытым лицом, живым внимательным взглядом и хорошо подвешенным языком. Он умел моментально оценить намерения и возможности в общем-то немногочисленных покупательниц, готовых ради какой-нибудь ненужной мелочи, да и просто из интереса, сторговаться о тайном свидании где-то в поле.Продавец любил детишек и к тому же хотел отблагодарить Алину Дуньяни, свою лучшую клиентку. Поэтому он подарил Розе крохотный флакончик духов с пробочкой, сиявшей, как золото. К горлышку голубой шелковой ленточкой была привязана этикетка с изящной надписью «Одеколон «Аткинсон».Пока мать выбирала новые тарелки вместо тех, что разбились, и сверяла покупки со списком, составленным заранее, Роза, сжимая в руке свое сокровище, забежала за угол и уселась на каменной скамье у стены дома.Тут и нашла ее мать. Девочка с наслаждением вдыхала запах одеколона, брызнув несколько капель себе в ладошку.– Это еще что такое? – грозно спросила Алина, сдвинув брови.– Духи!И девочка с улыбкой протянула флакончик матери.– Стыд какой! – крикнула Алина, вырвав у дочери из рук подарок.– Мне торговец подарил, – объяснила Роза, испугавшись, что сейчас потеряет свою благоуханную мечту. – Стыд какой! – с отвращением повторила мать.Розе было бы легче, если бы Алина влепила ей пощечину, но мать схватила дочь за руку и втащила в дом.Она приволокла ее в спальню и перед ликом Христовым, увенчанным терновым венцом, велела:– На колени!Роза из послушания опустилась на колени, но не поняла, зачем это нужно. Правда, мать всегда твердила, что преклонить колени лишний раз никогда не мешает.– А зачем? – спросила девочка.– Проси прощения у Господа! – приказала мать.– А почему? – недоумевала Роза.Она растерялась, потому что вины за собой не чувствовала.– За твое тщеславие, – прошипела Алина. – Ты надушилась. Только дурные женщины поливаются духами. Тебе всего семь лет, а ты уже испорченная девчонка. Моли Господа, чтобы очистил твою душу.Тут Роза разразилась рыданиями. Судя по поведению матери, она совершила грех, но не понимала какой. Почему все, что нравилось Розе, Алина осуждала и Христос тоже? Грешно ездить верхом, грешно носить ожерелье, грешно нюхать духи. Девочка, впрочем, готова была попросить у Бога прощения за те грехи, что она, того не подозревая, совершила.– А теперь повторяй за мной, – велела Алина. – Господи, обрати на меня свою милость и помоги обрести призвание и стать монахиней.Роза уже давно повторяла эти слова. Каждый вечер, после семейной молитвы, ее заставляли молиться на коленях, на голом полу, перед ликом Христа, увенчанным терновым венцом, и просить, чтобы Господь милостью своей привел ее в монастырь.Но дни шли, и девочка чувствовала, как в душе ее рождается непобедимое отвращение к жестокому обряду и жгучая неприязнь к увенчанному терниями Христу, который позволял матери так обращаться с дочерью.К тому же Розе совсем не хотелось становиться монахиней, а монастыри она терпеть не могла. У нее перед глазами был пример монахини Деодаты, сестры отца. Каждый год Деодата приезжала в «Фавориту» на Рождество и проводила несколько дней в семье брата. Роза смотрела на лик Христов, а видела перед собой длинное, печальное лицо хромой тетки. От монахини пахло ладаном и безлюдной ризницей, а нос у нее был тонкий, загнутый книзу, словно клюв индюшки. Девочка однажды подсмотрела, как сестра Деодата плачет, горько упрекая бабушку в углу, у очага.– Ах, мама, будь у вас побольше соображения, вы никогда не отдали бы меня в монастырь. Вы сделали свою дочь на всю жизнь несчастной.– Да я-то думала, что правильно делаю, – призналась смущенная бабушка. – Ты же хромоножка, кто тебя замуж взял бы? А в доме брата, с такой невесткой, житье не сладкое. Прости меня, доченька.– Знаю, знаю, мама. Знаю, в миру тяжело, но вы не представляете, как страдают в монастыре.Как ни прославляла монастырскую жизнь Алина, мир не снисходил в измученную душу девочки.И в этот летний вечер, стоя на коленях перед образом в родительской спальне, Роза отказалась повторять слова матери.– Не буду, не буду повторять, – упрямо твердила девочка. – И, клянусь, никогда не стану монахиней.Ошеломленная Алина вгляделась в решительное лицо дочери.– Грех порождает грех, – произнесла женщина скорее для себя, чем для девочки.Если бы Алина зачала дочь в богобоязненном страхе, а не в безумии наслаждения, Роза бы не выросла такой. Алину охватило бешенство. Кровь пульсировала у нее в висках, и болезненная тьма замутила разум.– Не буду монахиней! – твердо заявила Роза.Алина попыталась сменить тон:– Ты делаешь больно Христу!– Пусть лучше ему будет больно, а не мне, – возразила дочь.– Богохульствуешь! – взорвалась Алина.– Я говорю то, что думаю!Роза выдержала тяжелый взгляд матери.– Господь накажет тебя, – пригрозила Алина.– Я и так наказана.Роза вспомнила об Анджело, сбежавшем из дому в тринадцать лет. Но ей сейчас только семь. И куда она пойдет? Ее удерживали в семье вовсе не страх перед неизвестностью или детская слабость. Нет, она останется в «Фаворите», как бы ее ни унижали. Ей надо дождаться письма от Анджело. Роза теперь научилась писать, значит, скоро ее старший брат, единственный, кто давал ей любовь и защиту, появится на дороге к дому. Она бросится навстречу к Анджело, а он раскинет руки, и в его объятиях она наконец обретет покой.– Вон отсюда! – крикнула мать и жестом ангела отмщения указала дочери на дверь.Роза встала, пошатываясь, так у нее болели колени и затекли ноги. Неуверенным шагом она двинулась к двери.Алина не произнесла ни слова. Она смотрела, как дочь переступила через порог, словно Роза входила в геенну огненную, навеки заклейменная грехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126