Эти модели осчастливили бы любого коллекционера, а Розе они напоминали о прошедших годах. Она любовалась автомобилями, но сердце ее переполняла грусть.Шофер вышел из «Роллса», открыл заднюю дверцу и заботливо склонился к хозяйке.– Вы позволите, синьора? – спросил он, широко улыбаясь.– Конечно, позволю, – усмехнулась Роза.Молодой человек взял ее на руки и понес к лифту.– Право, мне не на что жаловаться, – продолжала старуха, – какая другая женщина в моем возрасте может себе позволить такую роскошь? У калеки есть свои преимущества. – И добавила: – Конечно, если калека богата.– Вы всегда шутите, синьора, – отозвался шофер Марио.– Вам еще что-нибудь угодно? – заботливо спросила Олимпия.– Нет, пока ничего, – ответила Роза и снова улыбнулась Марио.Ей нравилось шутить с молодым шофером.Олимпия открыла дверь лифта, и с едва слышным шелестом кабина вознеслась на последний этаж. Они вышли в коридор, выдержанный в нежных матовых тонах: свет, цвет, вся обстановка. Марио опустил улыбающуюся Розу в другое кресло на колесиках. У кресла в почтительном ожидании стоял верный Клементе, старый, согнутый годами слуга. Голубые, подернутые пеленой глаза приветливо улыбались.Клементе провел рядом с Розой всю жизнь. Еще мальчишкой оставил он родную ферму и следовал за Розой в ее сумасшедшей гонке по всему миру – сквозь годы, сквозь страны, сквозь жизнь. Он видел, как усмиряла она мужчин, лошадей, моторы; он видел, как она смеялась и плакала. А теперь Клементе наблюдал, как Роза умирала, но он не отдавал себе в этом отчета, потому что умирал вместе с ней.– Ох, синьора Роза, если б вы знали… – затянул Клементе свою обычную присказку. – Если б вы знали… – твердил он, толкая слабыми руками кресло по мягкому плотному ковру.Волнение сжимало ему горло, не давая говорить. Всю свою долгую жизнь Клементе жил чужими чувствами: радость, боль, возмущение или гнев никогда не бывали порождены его собственными переживаниями. Они лишь отражали события бурной жини Розы Летициа, урожденной Дуньяни.Клементе был единственным человеком, которому было известно все о Розе и ее семье: скандалы, интриги, любовные истории, несчастья и мрачные тайны. И он собирался унести все это с собой в могилу.– Ты стареешь и заговариваешься! Давай, говори же! – потребовала Роза.Она повернулась в кресле, чтобы лучше видеть лицо старого слуги, пока тот провозил коляску через холл, отделанный светлым орехом, к кабинету хозяйки.Роза больше не притворялась; игра миллиардерши, развлекавшейся посещением почты, была забыта. Она любила Клементе – самого близкого ей человека, но надавала бы ему пощечин, если бы он не решился объясниться.– Если б вы знали, синьора Роза! – опять затянул он обычную песню.Когда происходило что-то из ряда вон выходящее, Клементе терял речь, он едва лепетал слова, и понять его было совершенно невозможно. Последний раз такое случилось с ним лет десять назад и, как всегда, предвещало беду. Роза прекрасно помнила ту историю: тогда она еще была молода, ей не исполнилось и семидесяти трех.А Клементе и тогда выглядел стариком. Он путался в словах и никак не мог выговорить страшную весть: сын Розы, Риккардо, обвел вокруг пальца мать и овдовевших жен своих братьев, став единственным главой концерна «Роза Летициа и сыновья».Роза в тот год как раз вернулась из швейцарской клиники, где целая команда специалистов во главе с профессором Хансом Бровером разглаживала ей морщины, заставляя повернуть вспять бег времени и пытаясь возвратить иллюзию молодости. И тогда Клементе выбежал ей навстречу, твердя: «Если б вы знали, синьора Роза!»Ей пришлось призвать на помощь всю свою силу, чтобы победить болезненную нервозность Клементе. Но когда наконец удалось понять, в чем дело, прахом пошел двухмесячный труд швейцарских врачей. Что-то у нее сломалось внутри, в сложной и хрупкой системе мозгового кровообращения. Розу разбил паралич, приковавший ее к инвалидному креслу.– Если б вы знали, синьора Роза! – раздавалось над ее ухом старческое бормотание Клементе.Они остановились у дверей ее кабинета. Роза решила стерпеть и дождаться, пока он выговорится. Да и что ее могло теперь волновать? Несчастья больше не причиняли ей страданий, а радости не согревали душу. Прожитые годы и жизненный опыт помогали ей находить верные интонации и точные реплики в разговоре, но чувства и переживания остались в прошлом, теперь ее удел – лишь бледные призраки прежних страстей.Клементе стоял перед ней, умоляюще сложив руки.– Синьора Роза, – все твердил он, – синьора Роза, не знаю, как и сказать…– Старый болван… – проворчала Роза.Ей хотелось, чтобы Клементе оставил при себе известие, которое так мучило его, но она была уверена, что горестная весть сейчас обрушится на нее.– Речь идет о синьоре Глории… – выговорил наконец старый слуга.У Розы перехватило дыхание.– Глория? – прошептала она.И без того бледное лицо старой женщины стало мертвенно-белым. Пальцы вцепились в подлокотники кресла, словно Роза хотела вскочить и побежать. К ней вновь вернулась решимость, и глаза гневно засверкали. Потом взгляд ее растерянно смягчился.– Почему именно Глория? – пробормотала она, обращаясь к неприступному и безжалостному Богу. – Ну меня ты не пощадил, так я заслуживала наказания. Но почему Глория?Пальцы Розы разжались, и она откинулась на спинку кресла.– Рассказывай все!– Синьора Глория в клинике, – ответил Клементе, к которому наконец вернулся дар речи.– Когда ее увезли?Все сведения у Клементе приходилось вырывать чуть ли не силой.– Незадолго до вашего возвращения домой.– Что с ней случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126