– Я чувствую себя ужасно виноватой, – призналась журналистка.
– Пепе ушла не из-за этого. Это я сыграл в драме роль злодея. Ты славная девочка, Стефи, я уверен, мы останемся друзьями, – Андреа сжал ее руку, словно закрепляя свои слова.
– А ты что делаешь в больнице? – спохватилась Стефания.
Они уже вышли на улицу и вместе направились к автомобильной стоянке.
– Моя мать заболела. Только этого мне сейчас и не хватало, – с горечью признался Андреа.
– Послушай, Андреа: плохие времена проходят, а добрые чувства остаются. Я всегда буду тебе другом, – Стефания обняла его.
– И я тебе, – сказал Андреа, с удивлением обнаружив, что не испытывает никакого влечения к хорошенькой коллеге, совсем недавно так возбуждавшей его желание.
– Желаю твоей матери поправиться, – добавила она на прощание.
– И я твоей сестре, – ответил он.
Пока он возвращался домой, усталый и подавленный, ему почему-то вспомнился загадочный Мортимер. Что может быть общего у Пенелопы с типом, носящим такую претенциозную фамилию? Андреа припомнил краткое послание на визитной карточке, начинавшееся словами «Милая Пепе».
– Идиот, – пробормотал Андреа, презрительно скривив губы.
Целая пачка писем, перевязанных белой шелковой ленточкой, в ящике ее письменного стола. Он никогда бы не посмел развязать эту ленточку, открыть конверты и прочесть письма. Он не испытывал любопытства. Андреа было страшно узнать, что за всем этим кроется. В его жизни и без того хватало осложнений.
Войдя в дом, Андреа услышал громкий голос Присциллы. Она сидела на диване в гостиной и говорила по телефону. Разговор на ломаном английском носил характер бурного объяснения. Она поносила своего собеседника последними словами и грозила ему страшными карами. Присцилла была так поглощена разговором, что даже не заметила появления Андреа.
Он прошел в ванную, вымылся и надел чистую рубашку, потом, ощущая зверский голод, отправился на кухню. К счастью, ужин – нечто похожее на гуляш – ждал его на столе. Андреа принюхался. От кушанья шел сладковатый запах.
– Присцилла! – позвал он.
Филиппинка вошла, недовольная тем, что пришлось прервать выяснение отношений по телефону.
– Что это за дрянь? – спросил Андреа, надеявшийся найти добрую порцию спагетти.
– Свинина. Я пожарила ее в меду. Очень вкусно. Съешь и будешь очень сильным.
Андреа попробовал кусочек. Стряпня показалась ему отвратительной. Он оттолкнул тарелку.
– Все вы тут избаловались. Одному только Луке понравилось, остальные не стали есть, – обиженно проворчала Присцилла.
– Я всего лишь хочу тарелку спагетти, – приказал он, отправляя свинину в меду туда, где ей, по мнению Андреа, было самое место: в мусорное ведро.
– Тогда вари их сам. Мой рабочий день закончился, – рассердилась Присцилла.
– Ах так?! – не выдержал Андреа. – Тогда запомни: пользование телефоном тоже закончилось. Убирайся к себе в комнату, – приказал он.
Разобиженная Присцилла гордо выплыла из кухни, но тут же передумала и вернулась.
– Ты должен дать мне прибавку к жалованью, синьор Андреа, потому что я много работаю и сильно устаю. Сегодня все не так, как бывает, когда синьора дома. Все на моих плечах. Я очень устала. I am very tired. Do you understand? – повторила она еще раз по-английски, глядя на него с откровенной наглостью.
Это был шантаж в чистом виде. Была бы на месте Пенелопа, она бы знала, как призвать к порядку зарвавшуюся служанку. А что он может сделать? Либо поддаться на шантаж, либо выставить ее за дверь. Он выбрал второе решение.
– Ты уволена, – хладнокровно объявил Андреа. Потом демонстративно повернулся к ней спиной и открыл холодильник в поисках чего-нибудь съедобного.
Присцилла смотрела на него с открытым ртом. Распухшие губы все еще хранили следы побоев, нанесенных ее египетским дружком.
– Do you understand? – повторил он на понятном ей английском.
– Моя синьора была права. Все мужчины одинаковы, – буркнула Присцилла. – Ладно, я сделаю тебе капрезе, – тут же добавила она с улыбкой. – Хорошо, синьор?
– Даю тебе пять минут, чтобы его приготовить, – кивнул Андреа, ликуя в душе, что одержал маленькую победу.
Он отправился проведать детей. Лука спал, около него расположился Самсон. Даниэле сидел за письменным столом и делал уроки. Избавившись от колечек, делавших его похожим на пугало, он превратился в очень симпатичного парня.
– Не поздновато ли для занятий? – вполголоса спросил Андреа, чтобы не разбудить малыша.
– Папа, завтра меня в последний раз вызовут по истории. Если не получу хотя бы восьмерку, меня оставят на второй год. Как там бабушка? – поспешно спросил он, чтобы сменить тему.
– Пока без перемен. Кто гулял с собакой?
– Роберто Традати, великая любовь моей сестры. Человек без недостатков, знающий даты всех войн и щелкающий математические задачки, как кроссворды.
– Тебе завидно?
– Немного. Особенно меня раздражает его безупречный вид.
– Ладно, занимайся. Где Лючия?
– Угадай с трех раз, – усмехнулся сын.
– В ванной, – предположил Андреа.
Он угадал. Лючия сидела на табурете, опустив ноги в тазик с теплой водой и солью, а сама тем временем делала упражнение по греческому. Она была в ночной рубашке, волосы накрутила на бигуди. Андреа улыбнулся, глядя на нее. Кажется, еще вчера она ползала по дому и только училась вставать на ножки, а теперь стала настоящей женщиной. И притом деловитой до ужаса. В этом она напоминала Пенелопу.
– Зачем ты принимаешь эти ножные ванны? – спросил он.
– Это единственный способ снять усталость после двух часов танцев. Ты даже не представляешь, какая нагрузка для ног – все эти наши гольпе, севильянас и пасадас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115