А Пенелопа даже не прикрикнула на нее. Только сказала: «Отныне я тебе запрещаю подходить к стиральной машине». Если бы последнее слово осталось за ним, он тут же на месте уволил бы эту дуру. Но его Пепе всегда была кроткой мученицей: всем все прощала. Андреа начал искать брюки и нашел их в особом отделении, где они висели в ряд на вешалках. Ни единой морщинки. Он не мог припомнить случая, чтобы у него на брюках не хватало пуговицы. А теперь, когда она ушла, похоже, все пойдет кувырком. Андреа открыл створки другого шкафа. Летние платья его жены. Он перебрал их по одному, пробуя на ощупь мягкую ткань, словно впервые поражаясь их красоте и нежным цветам. Один туалет в особенности привлек его внимание: шелковое платье-рубашка в мелкую красно-белую клеточку. Пенелопа носила его, когда они были женихом и невестой. Он вспомнил, как она сидела рядом с ним в машине в этом самом платье. На закате дня посреди лета они ехали по шоссе, огибавшему аэропорт Линате, потом остановили машину и подошли к сетчатому заграждению, чтобы понаблюдать за то и дело взлетавшими самолетами, уносившими на своих крыльях их мечты. Они мечтали о путешествиях в дальние страны: Америку, Китай, на острова Южных морей.
«Когда-нибудь и мы полетим, – пообещал Андреа, обнимая Пенелопу. – Мы совершим фантастическое путешествие от полюса до экватора. Мы будем высекать искры, моя малышка. Слово даю».
Свое слово он так и не сдержал. Вскоре после этого они поженились, и у них тут же начались проблемы с финансами. Нелегко было сводить концы с концами на зарплату Андреа. Правда, через какое-то время его перевели на должность корреспондента, он получил хорошую прибавку и начал путешествовать, но не могло быть и речи о том, чтобы Пенелопа его сопровождала: двое очаровательных детишек – Лючия и Даниэле – ползали по всему дому и нуждались в постоянной материнской заботе.
И все же Андреа и Пенелопа продолжали лелеять свою мечту о феерической поездке в какую-нибудь далекую страну. Тем временем Андреа заводил глупые мелкие интрижки, оставлявшие горькое ощущение в душе, во-первых, потому что чувствовал себя виноватым, а во-вторых, потому что всякий раз приходил к одному и тому же выводу: его обожаемая Пепе лучше всех его подружек. Иногда Пенелопа узнавала о его неверности, страдала и подолгу не разговаривала с ним. И тогда Андреа, вспоминая обещание, данное много лет назад, клялся самому себе: «Как только помиримся, увезу ее куда-нибудь».
Правда, однажды, вскоре после свадьбы, им действительно удалось устроить себе прекрасный двухнедельный отпуск в Англии, нечто вроде медового месяца. Андреа и Пенелопа, вновь став детьми, записались на курсы в английский колледж. Они мало чему научились, но зато весело провели время. В другой раз, уже после появления Лючии и Даниэле, когда дети немного подросли и отправились в летний лагерь в Пинцоло, они позволили себе каникулы в Мерано – несколько дней, прожитых в радости. Они вновь были счастливы.
И вот сейчас Андреа сжимал и мял пальцами этот шелк в белую и красную клеточку, напоминавший ему о минутах счастья и взаимопонимания, пережитых рядом с любимой женщиной. Андреа поднес ткань к лицу в надежде уловить аромат двадцатилетней давности, но почувствовал лишь запах нафталина. «Почему время так неумолимо стирает все хорошее, что было между мужчиной и женщиной?» – спросил он себя.
От восемнадцати лет совместной жизни осталось только полное горьких упреков письмо, унесенное ветром. Андреа готов был признать, что значительная часть ответственности за сложившееся положение лежит на нем. Но, может быть, его жена тоже виновата в разразившейся катастрофе?
Зазвонил телефон, и он бросился к нему, надеясь услышать голос Пенелопы, но оказалось, что это Доната.
– Ты не мог бы передать трубку моей подруге? – попросила она. – Я ей звонила по сотовому, но она меня не слышала.
– Твоей подруги нет дома, – объяснил он, подавляя разочарование и досаду.
– Мне совершенно необходимо с ней поговорить, – настаивала Доната.
Андреа уже готов был рассказать ей все, но нотки паники, звучавшие в голосе Донаты, удержали его. Да и сама она поспешила попрощаться. Андреа положил трубку и рассеянным жестом провел по поверхности письменного стола. Это был рабочий стол Пенелопы. На столе была ее фотография с детьми. Все они улыбались в объектив. Фотографию сделал сам Андреа несколько месяцев назад, перед Рождеством. Прошло пять месяцев, и Пенелопа ушла от него.
Его рука коснулась вазочки тончайшего фарфора, которую его жена берегла как зеницу ока. Это была антикварная вещь цвета старого золота, расписанная пастельными красками.
– Не трогай! – сказала она как-то раз, когда он решил рассмотреть вазочку поближе.
– Откуда она у тебя? – с любопытством спросил Андреа.
– Из одной антикварной лавки, – прозвучал сухой и краткий ответ.
Он обиделся, хотя и знал, что не заслуживает объяснений. Это было давно, лет восемь назад. Они были в ссоре и почти не разговаривали друг с другом, а когда начинали разговор, он неизменно заканчивался ссорой. Почему так получилось? Андреа пристально вглядывался в улыбающееся лицо жены. Она стала матерью-наседкой, не знающей удержу неврастеничкой. Иногда она казалась ему невыносимой, хотя он никогда не переставал ее любить. Но куда же подевалась та милая, непосредственная, полная веселья девочка, которую он встретил тем далеким летом в Чезенатико?
Пенелопа… Нежнейший цветок, сорванный им в тот самый момент, когда бутон раскрывался. Он знал, что эта женщина станет его спутницей на всю жизнь. А теперь она взбунтовалась против него и нанесла ему удар в спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115