Арт хорошо знал, что в этой среде грязное белье из дому не выносят. Для чего же тогда срочно и так некстати вызвали его, как раз когда они с женой решили провести отпуск в Европе? Теперь он сгорал от любопытства.
– Так в чем же дело? – поторопил он.
– Фрэнк просит тебя оказать услугу, – лучезарно улыбнулся Галанте.
– Послушаем.
– Знаешь Тони Кроче?
– Из пиццерии «Кастелламаре»? – удивился полицейский.
– Его.
Множество вопросов крутились у Арта в голове, но он не задал ни одного. Уточнение ничего не изменит, только займет лишнее время. Да и вообще детали его не касались, много лет подряд он служил Лателле и был с ним тесно связан. Он извлекал из этих отношений максимальную выгоду и подчинялся, не раздумывая.
– Резвый юноша, – сказал Джон, словно об озорном внуке. – За ним нужен глаз да глаз. Фрэнк интересуется: не связался ли он с дурной компанией? Если да, то он хочет знать: когда, где и почему? – Джон откинулся на спинку стула, прикурил сигарету и закашлялся. – Эта проклятая привычка доведет меня до могилы.
Арту хотелось, чтобы это мрачное предсказание сбылось немедленно. «Разбирались бы сами в своем дерьме!» – подумал он и сказал:
– Работа может затянуться.
– Нам не к спеху.
Конечно, они не спешат, спешит он. Софи добрая и славная, но не потерпит, чтобы поездка снова откладывалась.
– Разумеется, лучше не откладывать в долгий ящик.
– Разумеется, – подтвердил Джон и посмотрел на него внимательно. – Какие проблемы, Арт?
– Мы с Софи как раз собирались прошвырнуться в Европу, – вяло возразил он.
– Старый континент испокон веков стоит на месте. И останется там еще долго, – попытался шутить Галанте.
– Какое отношение имеет Тони Кроче к событиям у «Плазы»? – спросил Арт, смирившись.
– Это нам и нужно выяснить.
– Тони был в пиццерии, когда произошло покушение.
– Знаем. Семейный праздник. Он сидел в компании друзей, с родными швейцара «Плазы», который был мужем двоюродной сестры Тони.
– Того самого, что минута в минуту подоспел на свидание со своей смертью, да?
Галанте кивнул, его сотрясал приступ кашля. Он яростно придавил окурок в пепельнице.
– Старик Арт зря время не теряет, – одобрительно покачал головой он.
– А Калоджеро Пертиначе?
– Мелкая сошка, ноль. – Джон сдул воображаемую пыль с рукава.
Бухман подумал о двух детях убитого. Его детективы тщательно допросили их, но остались ни с чем. В протоколе не зафиксировано ни одной приметы убийцы. Абсолютно ничего.
– Значит, Тони Кроче.
Арт не имел права ни отложить, ни уклониться, ни возразить. Мог только подчиниться. За это ему и платили. Он всегда помнил об уютном домике с садом, который купил в Нью-Джерси. Туда они переберутся с женой, когда он выйдет на пенсию. Тогда они будут путешествовать по Европе, совершать замечательные кругосветные круизы. С тех пор, как затраты на его содержание были внесены в книгу расходов Лателлы, он сколотил себе приличный капитал. Главное теперь – дотянуть до пенсии.
– Фрэнк знал, что может на тебя положиться, – по-итальянски темпераментно обрадовался Джон Галанте и сильно пожал ему руку. – Он тебе признателен.
Бухман допивал пиво, глядя, как Джон уходит. Надо срочно браться за дело. Может быть, путешествие в Европу еще состоится. Если ему повезет, оно может состояться с опозданием на пару дней, главное – найти подходящее объяснение для Софи.
Глава 8
Фрэнк Лателла никак не мог уснуть. Тревога, мешавшая столь необходимому отдыху, была вызвана не воспоминаниями о покушении, не непривычной кроватью, не сыростью большого холодного дома. Мысль о том, что кто-то хотел его убить, не особенно волновала. Смерть шла с ним бок о бок с самого раннего и такого уже далекого детства. Он ее не боялся, был убежден, что смерть от выстрела из пистолета или очереди из автомата лучше, чем долгая болезнь или унизительная беспомощность. Он боялся, что даст трещину монолит власти, созданный годами труда, ценой жертв и крови. Умри он сейчас, в чьи руки попадет организация? Ее раздерут на куски рычащие шавки, готовые загрызть друг друга за горсть долларов, за обломок власти.
Во времена детства его идеалом был барон Равануза, фамилия которого – символ наследственной удачи, престижа, переходящего из поколения в поколение. Бароны Равануза ценили свое происхождение, знали цель, они не выпускали фортуну из рук. А его отец Тонино Лателла, поденщик, вечно маялся в поисках куска хлеба для себя и жены Марии Розарии, маленькой женщины с большими испуганными глазами, замученной непосильным трудом и лишениями. Они были ничем, ничтожнее пыли или камней на жесткой земле имения Равануза, ничтожнее скотины, о которой заботились, которую берегли.
В 1915 году, перед тем как Италия объявила войну Австро-Венгрии после потопления немецкой торпедой английского трансатлантического лайнера «Лузитания», Франческо Лателла эмигрировал в Соединенные Штаты. Ему было пятнадцать лет, за спиной он нес мешок со своими пожитками, его поддерживала непоколебимая вера, что все в руках божьих, нужно только молиться. Неукротимая воля помогала действовать так, словно ему все по плечу. Он брался с улыбкой за самую унизительную работу, уверенный, что наступит перелом к лучшему. Самое хорошее, что он оставил на родине, равнялось самому худшему в Новом Свете. Он смотрел в будущее сквозь розовые очки. Оптимизм и юношеская жажда жизни питали иллюзию бессмертия и неуязвимости, помогали преодолевать самые трудные испытания. Скажем, работу на кухне роскошной гостиницы, где приходилось отскребать огромные котлы, залезая в них. Одежда, волосы, кожа пропитывались едкой вонью подливок, от этого запаха отворачивались даже прохожие на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97