– Мне очень интересно, кто же рассказал о нашем плавании жене Франко Вассалли?
– Вас видели вдвоем на берегу, а моряки такой народ, родную мать продадут за стакан вина. Скажи, сколько уже месяцев?
– Три.
– Можно, я потрогаю твой животик? – Заира уже протянула руку. – Говорят, это приносит счастье.
– Да там еще трогать нечего, – смутилась от этого откровенного жеста Джулия и, чтобы положить конец двусмысленному интересу к своей персоне, решительно встала и сделала шаг к выходу.
– Боже мой, Джулия! – услышала она за спиной возглас Заиры, полный неподдельного ужаса, и резко обернулась.
– Что?!
Дрожащими руками Заира накинула ей на плечи свою шубу и сказала каким-то неестественно спокойным голосом:
– Ты только не волнуйся, но у тебя на юбке большое кровавое пятно.
– Не может быть! – Джулия готова была кричать от отчаяния. – Я только что от гинеколога, он сказал, что у меня все хорошо…
– Прошу тебя, успокойся, – как маленькую, уговаривала ее Заира, – все будет хорошо, сейчас же поедем в клинику.
К счастью, за углом дожидался лимузин, и, усадив в него Джулию, Заира приказала шоферу:
– В Центральную клинику, и как можно быстрей.
Джулия не в силах была больше сдерживаться. Уткнувшись в плечо Заиры, она горько разрыдалась:
– Я хочу к Гермесу.
– Я тебя к нему и везу, дурочка, потерпи чуть-чуть.
Глава 71
Помина, Альдо и Марисоль сидели вокруг большого стола в кухне и молчали. Эта просторная кухня, пережив две мировых войны, сохранилась в своем первозданном виде. Стены были облицованы старинным белым кафелем, заканчивающимся на высоте человеческого роста синим бордюром; мраморная раковина, испещренная выбоинами, приобрела устойчивый серый оттенок, и только латунные кронштейны, на которых держалась массивная сушилка для посуды, казались новенькими, потому что были начищены до блеска. Здесь стояла старинная дровяная плита, она одновременно и отапливала помещение, и служила для приготовления пищи. Одну из стен занимал встроенный шкаф, через витражные стекла которого проглядывали аккуратно расставленные бокалы, чашки и тарелки. Всего два предмета напоминали здесь о прогрессе – огромный холодильник и посудомоечная машина.
Было семь часов утра. На плите шумел чайник, в духовке шипело раскаленное масло, в котором румянились ломтики хлеба, на маленьком столике поблескивала золотым и серебряным дождем рождественская елочка. За окнами еще не развиднелось, озеро скрывала туманная пелена.
В это утро Франко хоронил свою мать. Хоронил один, лишь верный Волк был рядом с ним в час его скорби. Франко решил, что это исключительно его дело, поэтому ни Дорины с девочками, ни самых преданных сотрудников рядом с ним не было. Серена Вассалли в жизни любила только его, значит, он и должен идти за гробом. Теперь мать будет лежать на маленьком деревенском кладбище в пяти километрах от виллы, расположенной на вершине холма.
Все трое, сидя за столом с мраморной столешницей, молчали, хотя думали об одном и том же: что будет с виллой и с каждым из них? Хозяину вилла теперь вряд ли будет нужна, он наверняка откажется от аренды, а ведь Помина с Альдо проработали здесь десять лет, куда они денутся на старости лет?
Марисоль пробыла здесь совсем немного, но и она успела привязаться к дому. Будь ее воля, она никогда бы отсюда не уехала. Брак с Джузеппе Вассалли был настолько безрадостным, что даже не хотелось о нем вспоминать. Здесь она впервые в жизни почувствовала себя свободным человеком, не говоря уже о том, что окруженная садом вилла на берегу живописного озера казалась ей просто райским уголком.
Когда Франко, вернувшись с кладбища, заглянул на кухню, Помина спросила его с приличествующим случаю скорбным выражением лица:
– Может быть, позавтракаете, синьор Франко?
– Если не трудно, принесите мне кофе в кабинет, – ответил Франко своим обычным вежливым тоном и вышел в сопровождении собаки.
Кабинет был выдержан в стиле модерн: стенные панели из вишневого дерева, дубовые книжные шкафы, бронзовые часы, резные кресла. Франко без сил упал в одно из них и, просидев несколько минут неподвижно, снял телефонную трубку и набрал номер.
– Алан? – спросил он. – Хорошо, что застал тебя. Я только что с кладбища, похоронил маму.
– Прими мои соболезнования, я и не знал, – сочувственно сказал в ответ Алан Грей.
– Я никому не сообщил. Это моя личная потеря, она никого, кроме меня, не касается.
– Понимаю тебя, – с еще большим сочувствием сказал англичанин, знавший о большой любви матери и сына. – Скажи, могу я быть тебе чем-то полезен?
– Хочу спросить тебя насчет виллы. Что ты собираешься с ней делать?
– Хочешь ее купить? – сразу же догадался Алан Грей.
– Да, причем даю слово выполнить условие последних владельцев и ничего не менять и не перестраивать. Сколько она может примерно стоить?
– Два миллиарда, – не задумываясь, ответил англичанин, – лир, разумеется, а не фунтов стерлингов.
– Если я расплачусь с тобой акциями своей новой кинокомпании «Провест-фильм», ты не будешь возражать?
Алан Грей уже знал о грандиозном проекте Франко Вассалли, и предложение его обрадовало.
– Все только и говорят о твоих телефильмах, причем в самых лестных выражениях.
– Значит, согласен?
– Свяжись с моим адвокатом. Если вы с ним все уладите, вилла твоя.
– Спасибо, Алан, другого ответа я и не ожидал.
Вошла Помина и, поставив перед Франко кофе, несмело спросила:
– Что теперь с нами будет, синьор Франко?
– Ничего не меняется, – ответил Вассалли. – Мама умерла, но у вас еще остаюсь я. Буду, как и прежде, приезжать сюда, когда смогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88