Но какой смысл имело все это в ту ночь, когда образ Марии заслонил собой все и вся. Он, всемогущий Больдрани, был уже пленником ее красоты, скромной и вызывающей, непорочной и чувственной одновременно.
В последующие дни его дом был взят приступом и оккупирован бандой наглых захватчиков, врывавшихся в своих грязных сапожищах в коридоры, завладевавших комнатами и гостиными и даже проникшими в его собственный кабинет. Это было маленькое войско каменщиков, штукатуров, маляров, обойщиков, столяров и плотников, плиточников, сантехников, электриков, которыми Мария командовала с энергией и непринужденностью опытного полководца.
– Это не дом, а просто бедлам! – вскричал Чезаре в бешенстве уже на второй день после этого адского беспорядка. В знак протеста он отказался от завтрака и вышел, яростно хлопнув дверью.
– Ах, синьора Мария, – затрепетал Амброджино, напуганный гневом хозяина. – Что же будет? Что нам теперь делать? – И он молитвенно сложил руки, словно отдавая себя на волю небес.
– И вы не боитесь, синьора Мария? – опасливо высунулась из кухни Чеккина.
– Он будет доволен, когда я приведу этот дом в порядок, – заверила их Мария, занимая свое место на командном пункте, готовая повелевать и решать.
Чезаре позвонил из конторы около одиннадцати.
– Сегодня я обедаю в «Савини», – сообщил он мрачно, давая ей понять, на какие жертвы он идет по ее вине.
– Хорошо, синьор Чезаре, – ответила ему Мария, поглощенная своими грандиозными работами.
Несколько дней спустя позвонил Пациенца.
– Можно узнать, что ты там натворила? – озабоченно спросил адвокат.
– Кто, я? – обиделась Мария. Ее постигла участь всех реформаторов: ее критиковали, на нее ополчились все, и у каждого, начиная от самого Чезаре Больдрани и кончая Чеккиной, имелось свое мнение.
– Чезаре признался, что вынужден скрываться в Караваджо, – сообщил Пациенца. – Он вне себя.
Мария рассмеялась.
– Но он же дал мне разрешение, – закричала в трубку она. – Конечно, дом полон штукатуров и маляров, которые снуют туда-сюда, но я же пытаюсь придать респектабельность его владениям, и у меня нет волшебной палочки. Господь наш, пусть Пациенца напомнит хозяину, сотворил мир за шесть дней. А я всего лишь слабая женщина, экономка, но обещаю за это же время изменить к лучшему его дом.
– Ладно, – успокоился Пациенца, которому были хорошо знакомы вспышки гнева Больдрани, когда кто-нибудь вмешивался в его личную жизнь. – В конце концов у него это пройдет. Ты права, дом действительно нуждается в основательном ремонте. Когда закончится это светопреставление, позвони мне. Я предупрежу его, что путь свободен.
– Надеюсь, он хоть изредка будет давать о себе знать, – недовольно сказала Мария. – А далеко это Караваджо?
– Тридцать пять километров, – ответил Пациенца. – Полчаса на автомобиле.
– И что же теперь, – обеспокоилась она, – он должен каждый день ездить туда и обратно?
– Ну, это не самая большая жертва.
– Тогда я спокойна. – Она представила Чезаре, одинокого на этой пустой вилле, как ей казалось, мрачновато-запущенной, и ей стало жаль его.
– А что, красивая эта вилла Караваджо? – спросила она, обедая вместе со слугами в кухне.
– Чудесная, – ответил, поспешно проглотив кусочек, Амброджино.
– Синьор Чезаре купил ее у графа Казати, – вмешалась по обыкновению Чеккина.
– Ты несносная женщина, – запротестовал Амброджино, – никогда не дашь мне слова вставить.
– А что, запрещено говорить? – рассердилась она, вытирая рот салфеткой.
– Нет, конечно, – успокоила ее Мария. Ей не терпелось узнать об этой усадьбе.
– Вы знаете, синьора Мария, кто такой граф Бенедетто Казати? – спросил Амброджино.
– Ну, да, я слышала о нем.
– Граф Казати владел этой виллой, которая понемногу приходила в упадок, – неспешно начал свое повествование Амброджино, – и тогда он захотел продать ее…
– Но не находил покупателя, – опять не удержалась Чеккина. И тут же в знак раскаяния прикрыла себе рот рукой.
– Вот тут-то, – продолжал Амброджино, метнув на нее свирепый взгляд, – и появился синьор Чезаре. За сумму, как говорят, непомерную, он купил эту никому не нужную виллу. Трудно даже сказать, сколько ему пришлось вложить денег, чтобы привести в порядок эту виллу, но сейчас она просто загляденье. При ней есть фруктовый сад, огород, обстановка же роскошная. Правда, и забот не оберешься. Думаю, что синьорина Джузеппина заболела отчасти из-за этого. Уж очень она переживала, чтобы все там было ладно. Но зато теперь это чудо.
– А ты уверен, Амброджино, что рассказал ей все? – ехидно спросила служанка.
– А что еще я должен был рассказать?
– Историю, которая стоит за всем этим, – ответила, торжествуя, Чеккина.
– Да ну, – отмахнулся от нее Амброджино. – Все это сказки, легенды. Выдумки женщин, которым дай только посплетничать.
– Ее называют «Силенциоза», эту виллу, – сообщила, понизив голос, служанка. – Не хотите ли узнать, синьора Мария, почему ее так назвали?
– Да ты же сама умираешь от желания рассказать ей это, – ехидно заметил Амброджино.
– Послушайте, синьора Мария, – подкрепившись глоточком вина, начала она с таинственным видом. – Раньше-то эта вилла называлась «Карлотта». Так звали старую графиню Казати, мать графа Чезаре. И вот, скажу я вам, лет пятьдесят, а может, и сто назад, – уточнила она, округляя и без того внушительную цифру, – на этой вилле умер от горя граф Чезаре Казати. Он был добрый, как голубок, но имел, на свое несчастье, один глаз воловий. А умер он с горя, потому что ему не позволили жениться на его любимой девушке, поскольку она была из простонародья. Тогда-то и изменилось название виллы – ее стали называть «Силенциоза».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147