И, стоя сейчас на балконе своей виллы в Караваджо перед лугом цветущих нарциссов, который возник здесь накануне ее рождения сорок лет назад, Анна в мыслях своих пыталась примирить прошлое и настоящее.
– Ты думаешь, это еще возможно для нас? – спросила она Арриго.
– Может, я банален, – произнес он задумчиво, – но это зависит от нас самих. Мир нуждается в любви, и она существует не только для юнцов и подростков.
– Значит, не все еще потеряно и для нас, – усмехнулась она.
– Если ты думаешь, что затерянный в океане остров сможет еще раз зазеленеть за одну ночь, то увы… – покачал он головой. – Счастье – это скорее далекая цель, чем реальность. Но и в повседневной жизни есть место для любви. Не той, которая приходит и уходит, а той, что живет день за днем, меняясь со временем, но не умирая.
– Мне нравится слушать тебя, хоть ты и не веришь больше в порывы, – призналась она с легким упреком.
– Нет ничего особенного в этих порывах, – мудро заметил Арриго. – Важнее, пожалуй, открытие нового в нас самих, в нашей повседневности, слишком часто задавленной и забытой.
В комнате у них за спиной стукнула дверь, и вошла Аузония, толкая перед собой столик с накрытым завтраком.
– Доброе утро, – ласково сказала она, – и с днем рождения, моя девочка.
– Спасибо. – Анна обняла Аузонию, и старая экономка вытерла слезы, блеснувшие от волнения у нее на глазах.
– Для тебя есть подарок, – объявила она, показав на сверток, завернутый в золоченую бумагу, что лежал на столике рядом с букетом нарциссов.
– Что это? – с детским любопытством спросила Анна.
– Это подарок твоего отца.
– Моего отца? – удивилась она.
– Да, он вручил мне его прошлой зимой, – объяснила Аузония. – Это было еще до того, как он заболел. «Может быть, меня уже не будет в живых, когда Анне исполнится сорок лет, – сказал он тогда. – Это мой подарок ей ко дню рождения. Не забудь о нем». И, как видишь, я не забыла.
Анне показалось, что вот-вот откроется дверь, и он сам войдет, настолько ясно почувствовала она незримое присутствие отца. Осторожной рукой она развернула сверток. В бархатной шкатулке, обитой изнутри синим атласом, лежала чудесная старинная табакерка из золота, с эмалью и бриллиантами. Анна подняла крышку и увидела сложенную в несколько раз пожелтевшую вырезку из старой газеты, на полях которой решительным почерком старика было написано: Милан. 1914.
«Арсен Лупен в палаццо Спада» гласил заголовок статьи. В ней описывался блестящий праздник в доме знатного миланца, во время которого были дерзко похищены из его кабинета две ценные вещи: венецианская картина XVIII века кисти Лонги и золотая с эмалью табакерка, отделанная алмазами, – творение великого французского ювелира, датированная 1760 годом. Теряясь в догадках о личности вора, которого он сравнивал со знаменитым Арсеном Лупеном, героем многих детективных романов, репортер описывал то магнетическое впечатление, которое производил на всех элегантный незнакомец, неизвестно как оказавшийся среди гостей, то дерзкое обаяние, которым он привлек внимание женщин. «Как бы то ни было, – уточнял автор статьи, – этот человек должен был прекрасно разбираться в предметах искусства, если из всего антиквариата, который имелся в кабинете знатного миланца, он взял две небольшие, но зато самые ценные вещи».
Потрясенная этим неожиданным подарком, Анна вопросительно поглядела на Арриго. Что хотел сказать им ее покойный отец? И Лонги, который висел в ее кабинете, не связан ли он с той украденной, судя по газетной вырезке, одновременно с ним табакеркой? И как эти вещи оказались у старика?
– Вот видишь, – сказал ей Арриго. – В тот момент, когда ты решила, что в жизни уже нет ничего необычного, появляется новая тайна, которую не так-то просто разгадать.
Мысленным взором Анна увидела лицо своего отца: его голубые глаза смотрели с мудрой улыбкой.
– Спасибо, папа, – прошептала она. – Теперь я понимаю. Вот что остается, когда уходят иллюзии молодости. Остается великое приключение жить.
– И необходимость быть вместе, – сказал Арриго, обнимая ее. – И взращивать любовь день за днем.
– Пускай без прежних порывов, – сказала Анна, глядя на луг нарциссов под солнцем. – Но замечательно ведь, что в нашем возрасте мы вновь начинаем говорить о любви.
– Любовь, – прошептал Арриго, – это, возможно, единственное, ради чего стоит жить.
– Ты прав, – сказала Анна, целуя его. – Но тебе придется быть очень терпеливым с этой маленькой сумасбродкой, которая сорок лет назад родилась на этом лугу среди цветущих нарциссов.
Не зазвенели серебряные колокольчики, не появились радуги на небе, и далеко в прошлом был остров, покрывшийся зеленью за одну ночь, но зато впервые она поняла, что нет нужды пересекать океан, чтобы жизнь обновилась, и в первый раз ощутила на сердце покой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147