Их перехватила тайная полиция, и с них сняли копии. Некоторые оказались в руках Сильвии де Каролис, которая пыталась шантажировать старика, но в результате лишь отправилась в изгнание.
– Теперь я понимаю, что заставило его изменить свое мнение относительно нерасторжимости брака, – сказала Анна, задумчиво кивая. – Но что же такое в этих письмах, о которых знают все, кроме меня?
Миммо Скалья не смог скрыть своего замешательства. Он завертелся на стуле, взял в руку пузырек с чудодейственными каплями, но тут же снова поставил его на столик. Достал сигарету и жадно понюхал ее.
– Иной раз закурить, – с сожалением вздохнул он, – это большое психологическое облегчение.
Анна взглянула ему прямо в глаза.
– Дядя Миммо, – с ласковым укором сказала она. – Не води меня за нос.
Пациенца закинул ногу на ногу и сложил руки на коленях, подавшись вперед.
– Ты знаешь, что между нами полное доверие, – проговорил медленно он. – Но то, что я должен рассказать тебе – вещь чрезвычайно деликатная. Это история об интимных отношениях: речь идет о твоей матери.
– У нее были другие мужчины, кроме Немезио и старика? – встревожилась Анна.
– Да нет, – сказал он. – С чего ты взяла?
– Тогда, во имя всех святых, проясни это дело. Чтобы меня зачать, отец и мать должны были спать вместе. – Последовала длительная пауза. – Так ты скажешь мне или нет, что за чертовщина была в этих письмах?
– Там написано, – пробормотал адвокат, набираясь духу, – что в июле 39-го года, когда ты была зачата, твоя мать и Немезио тоже имели… ну… интимное сношение.
– Так это и есть доказательство, что я не дочь Чезаре Больдрани, – воскликнула Анна.
– Да нет, – возразил Пациенца.
– Но почему нет?
– Потому что в то же самое время твоя мать…
– Моя мать?.. – напряглась Анна, которая хотела знать всю правду.
– Твоя мать была и с Чезаре. Вот я тебе и сказал, – наконец-то освободился он от этой тяжести.
Анна побледнела и бессильно поникла в кресле.
– Это хуже, чем я думала, – проговорила она с тоской. – Нельзя доказать, что я дочь Немезио, но также нельзя доказать, что я дочь Больдрани. Одно несомненно – это то, что я дочь…
– Не надо, – прервал ее Пациенца.
– Ты прав. Извини, – прошептала она, осознав, куда мог завести ее гнев. Она вспыхнула от ярости, потом побледнела, и сердце тоскливо сжалось в груди. – Дядя Миммо, – взмолилась она, – но кто же мой отец?
– Твой отец – Чезаре Больдрани, – убежденно сказал тот.
– Но кто может это доказать? – спросила она с тревогой.
– Я могу сказать тебе одну единственную вещь, Анна. До тех пор пока у старика не было стопроцентной уверенности, что ты кровь от крови и плоть от плоти его, он отказывался дать тебе свое имя.
– Кровь от крови, – пробормотала Анна, вспоминая. – У меня первая группа крови, у Чезаре тоже первая…
– Так проблему не решить, – охладил ее Миммо Скалья. – Это было бы слишком просто. Я выяснял: у Немезио тоже первая. Миллионы мужчин имеют эту группу крови.
– Мы на том же самом месте, – пала духом Анна.
– Но я убежден, что где-то существуют доказательства отцовства старика, – повторил он.
– Тогда мы должны найти их.
– Для тебя или для министра?
– К черту министра! – сказала она с холодной твердостью, напоминавшей старика. – Он может шуметь сколько ему вздумается. Теперь я сама, только сама хочу знать, кто я. Иначе я просто сойду с ума.
Бледное зимнее солнце затянулось туманом, и за окном начало смеркаться.
Глава 3
В особняке на корсо Маттеотти Анна не застала никого из своих детей. Она прошла длинную анфиладу гостиных, как в старинных сицилийских домах, и вышла на террасу. Мадонна на самом высоком шпиле собора сверкала в бледных лучах январского солнца, точно паря над суетой города. Ее вновь охватила гнетущая тоска по острову своей мечты, по своему Момпрачему.
Ей говорили, что с тех пор, как остров Сале перестал быть местом обязательной посадки на южноамериканских рейсах, отель «Атлантика» приходит в упадок. Бог знает, случалось ли хоть раз еще, чтобы за одну ночь после дождя весь остров покрывался травой. И в самом ли деле она пережила там лучшие дни своей жизни, и куда все это девалось потом? Бог знает, любит ли ее еще Арриго, подумала она.
У них за эти годы было много других путешествий, жизнь приносила им другие радости, и выросли уже их дети, но ни разу не повторялось больше чудо той ночи – такого подарка жизнь не делала им уже никогда. С течением времени драгоценный хрусталь страсти помутнел, влюбленность прошла, точно растворилась в повседневной банальности будней. Заниматься любовью стало скучной обязанностью – не было страсти, не было трепета и новизны. «Ты меня разлюбила, женушка, – шутя сказал ей как-то Арриго, – а я вот по-прежнему в тебя влюблен. Быть влюбленным – прекрасно, Анна, но, когда свет гаснет для одного, другой чувствует себя, словно обломок, плывущий по воле волн». Тогда эта фраза показалась ей неуместной и глупой, но теперь слова мужа заставили задуматься.
Отворив дверь бассейна со стеклянным потолком Анна вошла и быстро разделась у бортика. Она не оставила на себе ничего, надела лишь резиновую шапочку и тут же нырнула в прозрачную воду, температура которой поддерживалась всегда на уровне двадцати восьми градусов. Ее гибкое и загорелое под солнцем Рио тело долго нежилось над разноцветной мозаикой дна, прежде чем снова показаться на поверхности гладкой воды у противоположного бортика.
– Вот такой всегда и оставайся, – прозвучал вдруг мужской голос у нее за спиной.
Анна резко обернулась, смешавшись, как это бывает во сне, когда снится, что ты голый среди людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147