– Просто не верится в такое – да и только! Но как же вы с ним справляетесь?
– Я пытаюсь вникнуть в его требования и по возможности их удовлетворить. Ну разумеется, таким образом, чтобы это устроило обе стороны.
– То есть победить? – спросила она.
– Нет, я пытаюсь понять Харлана как человека. Ведь он очень одинокий старик, ему не с кем обсудить свои страхи и сомнения. Он всем сердцем желает команде успеха – оттого и волнуется без конца. Но не поймите меня неправильно – у него особый нюх на молодые таланты, и он умеет закреплять их за нашим клубом. К тому же он отлично знает, как добиться материальных выгод – брейкеры под его мудрым руководством стали получать самые значительные доходы за всю свою историю. Но все-таки он… чума. Его бы воля, он не отпускал бы меня от себя ни на минуту. Поэтому мне приходится самому назначать время наших командных сборищ. В противном случае – как вот сегодня – он собрал бы всех с первыми лучами солнца. – Помолчав, чтобы перевести дух, он добавил: – Как бы то ни было, мне удалось его убедить, что я знаю свое дело.
– Убедить? Но ведь победы брейкеров говорят сами за себя. Какие ему еще нужны доказательства вашей компетентности?
– Туше?, – произнес Стрэйхен и скромно улыбнулся.
– Дэниэл, скажите мне: что же вам все-таки нравится в вашей работе? – тихим голосом продолжала допытываться Ния. – Пока что вы говорили только о ее минусах. Каковы же плюсы?
Дэниэл ответил со всей решимостью.
– Игра, – коротко бросил он, и на его губах появилась беспомощная, почти детская улыбка. – Я люблю эту игру. И всегда любил. Когда я еще был ребенком… – начал было он, но сразу же замолчал, заметив, как Ния подалась вперед. В первый раз за время их знакомства он собрался хоть что-то сообщить о своем детстве, и вот…
Впрочем, ее разочарование стало рассеиваться, когда он послал в ее сторону взволнованный, полный скрытого значения взгляд, от которого его лицо осветилось изнутри.
– Да что об этом говорить! Это нужно чувствовать. Когда все в игре получается, она приобретает особый ритм, который не спутаешь ни с чем. – Его рука изобразила движение, сходное с движением морской волны. – Вы ведь знаете, как это бывает, когда вдруг происходит, как ты задумал.
Он заговорил тише, но с еще большим чувством. Его речь стала приобретать драматический оттенок:
– Ты хватаешь мяч, который тебе передали, и делаешь быстрый рывок, а потом сам отдаешь пас – и бежишь следом за своими в штрафную площадку соперников, пронизываешь центр их порядков, отражаешь попытку блокировать тебя и наконец снова принимаешь мяч, который возникает словно из воздуха… А потом одним-единственным верным движением бросаешь его в корзину.
Ния внимала каждому его слову будто зачарованная, пораженная тем мальчишеским энтузиазмом, который проглядывал в каждом его слове и жесте.
– Ух! – воскликнул он и покачал головой, словно пробуждаясь от крепкого сна. – Словами всего не выразить. Но это великолепно!
Из всего этого страстного монолога Ния смогла сделать только один вывод: Дэниэл Стрэйхен и в самом деле обожал баскетбол, хотя он затратил куда меньше времени, описывая достоинства игры, нежели перечисляя, что его в ней не устраивает.
– Извините, – закончил он, смущаясь. – Иногда меня заносит. Но я ни в коем случае не хотел вас утомить.
– Утомить?! Меня? Ваш рассказ был изумителен! – Оказалось невозможным слушать Дэниэла и не заразиться его энтузиазмом.
Взгляд Стрэйхена сделался колючим.
– Так он, стало быть, вас не опечалил?
– Вы… хотите сказать… из-за Дэвида? – Стрэйхен кивнул, и она попыталась объяснить свои чувства ему, да и себе заодно: – У вас все звучало по-другому… ваш рассказ так эмоционален. Теперь я понимаю, что заставляет вас мириться с дурными номерами в гостиницах и телефонными звонками на рассвете – не говоря уже о ваших гуннах, которые имеют обыкновение орать: «Эй, Профессор…» – Она внезапно замолчала. – Кстати, почему этот парень назвал вас Профессор?
Он пожал плечами, давая понять, что вряд ли стоит обсуждать еще и его прозвище.
– Меня так прозвали, когда я играл за основной состав. Вы же знаете, каковы эти журналисты. – Он намеренно сделал ударение на последнем слове. – Они любят швыряться прозвищами направо-налево. Это создает им ореол знатоков человеческих душ. У нас в команде бытует шутка, что новичка принимают в команду, лишь когда прозвище окончательно к нему прилипает. Одного парня у нас в этом году приняли.
– Правда? – Она ответила улыбкой на улыбку Стрэйхена. – Расскажите, прошу вас.
Дэниэл с большим воодушевлением пустился в объяснения:
– Люк Уолкер – так его зовут. Он родом из Индианы. Его конек – хук. И не просто хук, а верхний. При этом Уолкер взмывает чуть не под потолок. Ну его и прозвали «хукер из поднебесья».
Опершись локтем о столешницу, Ния положила подбородок на ладонь.
– Это что же получается? Люк Уолкер – «хукер из поднебесья»? Вы, часом, не шутите? – Дэниэл отрицательно покачал головой. – Ну тогда это явный перебор… Впрочем, мы отвлеклись. Давайте вернемся к Профессору. Каким образом вы заполучили это прозвище?
Дэниэл внимательно на нее посмотрел. Если эта женщина думает, что ей удастся – прикрываясь баскетбольной тематикой – вытянуть из него сведения личного характера, то она ошибается. Однако что-то объяснить все же было надо – и он заговорил, тщательно подбирая слова:
– Я, видите ли, всегда любил читать – и читал везде: в самолете, в ожидании автобуса, и всегда, когда у меня было свободное время. Когда мы приезжали в какой-нибудь город, я часто сбегал от всех в местную библиотеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87