Вот именно, отвечу я.
– Рад тебя видеть, – сказал я. Пола немного сдвинута на феминизме, причем самой крутой его разновидности, поэтому фраза «ты прекрасно выглядишь» послужила бы началом дебатов, участвовать в коих мне не хотелось.
– Я тоже, – ответила она. – Ты классно выглядишь.
И на меня слабо повеяло каким-то средством от сорняков.
– Да, вот растолстел. Раньше выглядел сногсшибательно, теперь всего лишь классно, – незаметно втягивая живот, усмехнулся я. Теперь смогу позволить себе личного тренера.
– Сногсшибательно и классно, – предостерегающе подняла она длинный палец, – необязательно означают «хорошо».
– В данном случае означают, – возразил я, с вежливой улыбкой метрдотеля, исполненного уверенности в том, что, хотя столики в зале пусты, все они заказаны вплоть до второго пришествия Христа, которому и тогда место за столиком найдется, только если очень повезет.
– Прости, Гарри, даже не знаю, почему меня всегда так и подмывает говорить тебе гадости, – рассмеялась она неестественно громко, будто не привыкла смеяться вслух.
– Не переживай, – успокоил ее я. – Слышала бы ты, что я говорю о тебе за глаза. Сядем, дорогая?
– Давай!
Она показала на два высоких табурета у окна и спросила, что я буду пить. А я и забыл, что ей нравится угощать первой.
Сговорились мы на бутылке вина, что давало возможность прилично выпить, не бегая к бару каждые десять минут. Пола вернулась с бутылкой «Божоле», красного французского, причем, к моему удовольствию, не нового урожая. Молодые вина, по-моему, – большой просчет французских виноторговцев. Могу представить, как какой-нибудь виноградарь в Кале, или где они там делают вино, ворчит: «Ужас, вы, англичане, отбираете у нас все молодое вино, и нам остается одна старая дрянь. Что же нам делать?»
– Что нового? – спросил я, умирая от нетерпения поскорее рассказать ей про Фарли и все остальное. Вот только про деньги решил пока не говорить. Пола с трудом сводит концы с концами, и мне не хотелось хвастаться перед нею или, пожалуй, давать ей деньги. Поразительно, как быстро триста тысяч начинают казаться довольно скромной суммой.
– Да почти ничего, – сказала она. – Вот занимаюсь иллюстрациями, так что могу позволить себе это.
И подняла бокал. Как и в Лидии, было в ней что-то ведьминское, нечто среднее между обольстительными чертовками из плейбоевских вариаций на тему Хэллоуина шестидесятых и средневековыми колдуньями, которых сжигали на кострах.
Хорошо, что она согласилась на денежную работу. Пола – одна из редких современных художников, действительно умеющих рисовать. Разумеется, в своем творческом поиске она об этом напрочь забывает. Чтобы в мире высокого искусства тебя принимали всерьез, необходимо быть посмешищем для простых смертных. Как я неустанно твержу Поле при каждой нашей встрече, высокое искусство существует только для того, чтобы бездельники, богатые и богатые бездельники могли чувствовать себя умнее нас всех. Творения Полы, как правило, напоминают мусорную скульптуру в углу нашей кухни, но я убежден, что она могла бы писать настоящие картины: уличные сцены, пейзажики, щенков и всякое такое.
Нарисовала она как-то раз и мой портрет, а точнее – шарж: я выглядел килограммов на десять тяжелее, чем в жизни, и вид у меня был затравленный. По словам Джерарда, меня как будто попросили убраться из кровати.
– Великолепно, – сказал я. – А ты знаешь, что Фарли умер?
Удивляюсь, как быстро я привык сразу переходить к делу.
– Да, получила письмо от Джерарда. Туда ему и дорога: мерзкий был тип.
Я вспомнил про ее имя и телефон на мониторе компьютера Фарли и решил потом расспросить поподробнее. Таким выражением лица, какое было у нее в данный момент, боксеры-тяжеловесы пугают противников, и я счел за благо пока не развивать тему ее взаимоотношений с Фарли.
– Значит, ты получила письмо.
«А вот это, наверное, любопытно», – подумал я.
– Что же там было – самобичевание, мольбы о прощении?
– Самобичевание? Это что? – переспросила Пола. Я забыл, как напряженно у художников со словами.
– Раскаяние, – пояснил я без малейшего высокомерия. Ну и что, если у Полы словарный запас деревенской девочки, зато у меня художественных навыков не больше, чем у моего пса.
– Нет, – сказала Пола. – Он назвал меня подлой изменницей.
Другие мужчины любят говорить одни и те же удачные остроты всем девушкам подряд; Джерард явно поступал так же с бранными словами.
– Значит, успокаивается понемногу?
– Да, пожалуй. Мне-то неважно, я с ним больше дела иметь не собираюсь.
Захлестнувшая меня теплая волна удовольствия ни малейшего отношения к Поле не имела. Я видел себя за рулем «Ягуара», с Элис, по пути в Озерный край на выходные – нет, лучше на неделю. С видом знатока, рассматривающего вино как произведение искусства, а не алкогольный напиток, я крутнул бокал с «Божоле» по часовой стрелке, втянул аромат, качнул головой…
– Ты все еще с тем хиппи?
Хорошо бы так и было: Пола тоже заслуживает счастья.
– Нет, – сказала Пола. – Он был нужен мне, только чтобы заполнить пустоту. Чтобы набраться смелости порвать с Джерардом.
«Интересно, – подумал я, – чтобы порвать с Джерардом, нужна смелость. Почему? Вот чтобы оставаться с ним, действительно нужно такое мужество, что герои всех, вместе взятых, войн просто отдыхают».
– Кто эта его новая подружка? – спросила Пола.
Мое «Божоле» вдруг стало горьким, как хина, острым, как дамасский кинжал, жутким, как клык шакала…
– Ни хрена у него никакой подружки нет, – процедил я. Пожалуй, чересчур выразительно.
– Врать он не стал бы, – возразила Пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136